Между небом и землей
Шрифт:
От щемящего чувства в груди Гермиона едва не расплакалась. Уж слишком все хорошо и спокойно, уж слишком хочется верить в то, что все в порядке. На минуту она даже поверила в это, но, едва только девушка прикрыла глаза, как в голове снова возникли картины недавнего прошлого, вспышки заклинаний и грубый смех Беллатрисы Лестрейндж.
Словно в подтверждение мыслям дочери мать коснулась лежавшего поверх одеяла запястья Гермионы и провела пальцами по навечно врезанным в нежную кожу словам.
– Что же мне делать дальше, мама? – глухо пробормотала Гермиона.
– Строить
Через три дня Гермиона нашла съемную квартиру и переехала в другой район Лондона, в небольшую студию. Полностью самостоятельная Гермиона Грейнджер вступила во взрослую жизнь.
Девушка пролистывала предложения о работе в «Ежедневном пророке», когда вдруг наткнулась на заметку о Гарри. Под заголовком, гласившим «Гарри Поттер – герой или одержимый?» была фотография героя Магической войны, расталкивавшего обступившую его толпу. Да уж, Гарри сейчас не позавидуешь, на него навалилось столько всего, что впору и вправду сойти с ума.
Коротенькая заметка под огромной фотографией рассказывала о буйстве Гарри Поттера у больницы Святого Мунго, куда доставили одного из членов семьи Уизли, которой Гарри приходился чуть ли не родственником.
– Черт, я же совсем забыла! – вслух пробормотала Гермиона, так резко подскочив с дивана, что испугавшийся Живоглот, рассерженно фыркнув, вмиг слетел на пол и забрался под журнальный столик.
Какая же она бесчувственная! Ей и в голову не пришло вспомнить о произошедшем в семье Уизли горе. Раненый Фред Уизли находился в тяжелом состоянии, когда Гермиона отправлялась за родителями, она успела только увидеть, как парня унесли в больничное крыло к мадам Помфри, разбиравшейся с ранеными. Честно говоря, Гермиона решила, что Фред безнадежен и умрет, но ведь надежду на лучшее еще никто не отменял?
Спешно одевшись, Гермиона отправилась к больнице Святого Мунго, почему-то не трансгрессировав, а просто прокатившись на метро. Возможно, она хотела немного побыть одной, собраться с мыслями, прийти в себя и приготовиться к самому худшему. При мысли о Роне, с которым она наверняка встретится у палаты Фреда, у Гермионы по коже пробежали мурашки. Она абсолютно не представляла, что скажет ему при встрече. «Привет, Рон, я думаю, нам не стоит пробовать начинать отношения, потому что ты мне надоел». Так, что ли?
Сразу же вспоминалось веснушчатое лицо приятеля с пустыми голубыми глазами – огонь в них зажегся только после того злополучного поцелуя в самый разгар битвы за Хогвартс. И теперь этот огонь снова потухнет. Гермиона чувствовала себя виноватой, но разве могла она что-либо сделать? Похоже, она сама не могла разобраться в своих чувствах к Рону – если они, конечно, имели место быть. Но неужели волнение за друга можно считать чем-то большим, намеком на какие-то серьезные чувства? Тогда, на войне, все казалось таким естественным – и Рон рядом, и их дальнейшие отношения, и поцелуй… А теперь все стало таким пугающе-непонятным.
Выйдя из метро, Гермиона направилась к входу в больницу Святого Мунго, на ходу поправляя одежду и собираясь с мыслями. Перед ее глазами так и стояло лицо Рона, девушка ничего не видела вокруг и
Как же отличалась больница Святого Мунго от обычных магловских больниц! Здесь не пахло медикаментами – как же свободно было дышать без витавшего по коридорам этого запаха безнадежности! – сновали целители в лимонно-желтых халатах, да и посетители выглядели в большинстве своем весьма специфично. Гермиона позволила себе улыбнуться, заметив маленькую девчонку, тащившую за собой трансфигурированного в собачку мальчика – судя по всему, то был ее младший братец, так как его голова, пугающе смотревшаяся на собачьем тельце, громко разглагольствовала на тему мести сестрице и возмущенно жаловалась идущему рядом отцу.
Оглядевшись, Гермиона увидела спускавшегося Гарри. Парень был изможден, его глаза запали, пальцы все не выпускали палочку по извечной привычке во всем видеть опасность. Гермиона как никто другой понимала приятеля. Им всем пришлось нелегко после войны.
– Гермиона! – на мгновение усталое лицо друга озарилось неподдельной радостью. – Ты почему здесь? Что-то случилось? – он тут же помрачнел, и Гермиона поспешила его успокоить.
– Нет, все в порядке. Я пришла узнать, как там Фред и… Рон, - она неуверенно произнесла имя приятеля, и, кажется, Гарри понял ее смущение и страх.
Не говоря ни слова, он взял ее за руку и повел за собой, не отвечая на вопрос дежурной привет-сестры. Герою позволяется все, а, значит, и его спутникам тоже. Пальцы Гермионы подрагивали в ладони Гарри, и тот уверенно сжал их.
– Фред сильно пострадал? – решилась спросить Гермиона, когда они уже шли по коридору отделения.
– Он в коме, - чересчур спокойно сообщил Гарри, и за этим спокойствием было больше эмоций, чем в отчаянном вопле. – Уже месяц. Врачи не знают, что с ним, но упорно борются за его жизнь. Никто не знает, в чем дело. Джордж все время сидит у его постели, оно и понятно. Лучше не заговаривай с миссис Уизли, если увидишь ее, иначе она снова разразится рыданиями. Джинни… - тут Гарри осекся, оглянулся по сторонам и облегченно вздохнул, но продолжать не стал.
Друзья подошли к двери в палату, скамейка возле которой пустовала, на сиденье лишь сиротливо лежало мужское пальто – судя по всему, принадлежавшее Джорджу. Гермиона скинула куртку, ощущая непонятное волнение и даже страх, коснулась ручки двери. Гарри ободряюще похлопал ее по плечу, и девушка, решившись, вошла, чувствуя, как за ней следует Гарри.
Почти сразу же нахлынула душераздирающая тоска. В пустой, какой-то холодной палате выделялись лишь два ярких пятна – то были головы близнецов, ярко-рыжие волосы которых словно потускнели. Комнату не оживлял даже слишком яркий для июля солнечный свет.