Между прочим
Шрифт:
Возможно, не только казался: ночь была удивительно неистовой, бурной. Настолько неудержимого, ненасытного себя он не мог припомнить. Лиза не была особенно страстной, тем более последние годы. Было с чем сравнивать.
Конечно, жену он тоже хотел, хотел всегда, потому что любил. Пройти мимо Лизы и не обнять, не прислониться, не запустить под подол руку было немыслимо. Но Катенька!
Катенька, как водоворот, как смерч, как стихия, от которой нет спасения. Разница лишь в том, что в эпицентр страсти Григорий Иванович
Представляя ту волшебную ночь, безумную греховную оргию, сладость безудержного слияния, мужчина возбудился не на шутку. Пришлось остановиться, чтобы усмирить капризно настойчивую плоть.
День к тому часу уже проснулся. Травы напитались росой, берёзовая поросль дурманила запахом молодой листвы, в вышине пел жаворонок.
Вот она — настоящая жизнь! Что ещё нужно мужчине, чтобы встретить старость!
Рано, рано думать о дряхлости, когда творится такое, когда прожитый в любви и радости день позволяет сбросить годы. Сына нужно будет растить.
— Иваном назову, как батьку. Наследником будет. Распишемся с Катериной — заживём. Дом поправлю, цветов насажу, мастерскую обустрою. Работать не пущу — пусть наслаждается свободой. Лодочку купим, ружьишко. Веранду построю.
Ехать дальше расхотелось. Может воротиться? Семь бед — один ответ. Катенька так обрадуется!
Нет, так нельзя, словно бежишь от чего. Во всём нужен порядок. Девчонки, жена — они ведь не чужие. Сначала нужно о них подумать.
Дочери бросились на шею, стоило только отворить дверь. Лиза тоже ждала — соскучилась.
— Довольно Гришенька по командировкам мотаться. Пусть молодые стараются. Тебе ведь сегодня на работу не надо? Вот и правильно. У меня котлетки, картоха толчёная, квашеные огурчики. Селёдочку по такому случаю купила, наливочку брусничную остудила. Отобедаем, спать ляжешь. Я отгул взяла, тоже с тобой поваляюсь. Гришь… ты меня любишь?
— Давай потом. Неловко интимные игры на глазах у детворы затевать. У меня к тебе разговор есть.
— Мне, Гришенька, тоже есть, чем поделиться. Смотри, чё я тут навязала, нравится?
— Кому это, игрушечные что ли? Вроде Юлька с Алёной из кукольного возраста вышли. Тебе-то наливать или как?
— Или как, Гришенька, или как.
— Приболела? Так наливочка супротив любой хвори первое лечебное средство. Не пьянства ради, а здоровья для.
— Так-то оно так, но иные хвори недугом не назовёшь. Ты пей, устал ведь с дороги.
Лиза как-то странно себя вела: ничего не ела, глядела на мужа, словно девка на выданье, и краснела, — вкусно, Гриш? Я старалась.
— Так кому милипусечных носков-то наваяла? Девкам приданое готовишь?
— Я ещё вроде сама в силе. Сорок пять — баба ягодка опять.
— Ополоумела, родная? Ягодка, твою мать… переспелка. Хотя, с какой стороны глянуть.
— Так плохо выгляжу?
— Не так, чтобы
— Какое такое?
— Не сейчас, не здесь. Я ещё рюмаху накачу. Девок гулять отправь. Юлька, егоза, жениха пока не нашла?
— Нам теперь, папочка, не до женихов. Будет чем заняться.
— Ишь ты! Чем же таким важным, что на женихов времени недостанет?
— У мамки спроси. Мы молчать поклялись.
— Лиз, это чё тут за заговор: этим вертихвосткам положено знать, а мне нет! Вот возьму ремень, всыплю всем трём по первое число, тогда точно замуж не пойдёте.
— Девочек бить негоже. У меня, Гринь, это… того… двенадцать недель.
— А у меня сорок шесть лет. Что с того?
— Сын у нас будет. Беременна я, мальчиком… вот. Ты рад?
— С ума сошла, какая к едреней фене беременность… сын, говоришь? Ну и дела!
— Вот и я говорю, дела. Всем заботы хватит. Пора с командировками завязывать. Мне одной теперь не управиться. А ты о чём хотел поговорить?
— Да я это… так… не срочно теперь. Дай твою новость сварить. Сын, значит… мальчик… наследничек. Как назовём?
— Мы же давно сговорились: Ваняткой будет, как твой батька.
— Ну да, ну да… Ванечка.
— Ты никак расстроился, Гриш? Я тоже поначалу огорчилась, в толк не могла взять… и вообще. Столько лет не предохранялись, а тут, поди ты… так оно может и лучше. Заскучали мы с тобой от прозы жизни, наелись досыта однообразия, разочаровались в любви, застряли между прошлым и будущим. Крушение иллюзий, кризис среднего возраста, депрессия, мать её, одиночество вдвоём. Всё как у всех. Не мы такие — жизнь такая. Мне ведь тоже, как и тебе, лихо. Я же вижу, как ты маешься.
— И ничего я не маюсь. Устал, вот и всё.
— А лицом побелел, словно испугался. Может, ты не хочешь… сына… или не веришь, что твой…
Лиза сжала губы, принялась моргать, вот-вот заплачет.
У Григория Ивановича кошки на душе скребут, да так противно. Свить бы сейчас петлю… для себя.
Сын!
Какой мужик в здравом уме да при памяти от наследника откажется.
А Катенька, с ней-то как?
Беда! Хоть разорвись, хоть лопни.
Что делать-то, быть-то как!
Чувства наизнанку
Судьба Илюху Забродина словно вывернула наизнанку: у него есть папа и мама, старший брат, две удивительно чуткие бабушки, даже дед в наличии, правда больной на голову, но есть, однако всё складывается несуразно, неестественно, поперёк. Казалось бы — вся жизнь впереди, живи надеждами на счастливое будущее. Ан, нет! Не срастается.
Родители первый раз развелись, когда младшему брату было пять лет. Причиной крушения семьи были непомерные запросы маменьки, с раннего детства вынашивающей план идеальной жизни.