Между прошлым и будущим 1943-1944
Шрифт:
На крики собрались люди, Даша обнимала сыновей и молча как заводная раскачиваясь. Гришу перевязывал бледный Дмитрий Сергеевич. Плачущая Алена пробралась через толпу и упала на колени перед Дашей – Дашенька, Дашенька, дай их мне.
– Они голодные! – Даша вздрогнула и посмотрела на Алену. – Я его убила! –Вспомнив белое как приведение лицо мужа , она дико зарыдала.
Прошедшие три дня были для Даши адом, похоронив детей и свекровь, Вехестов, она сидела с Аленой, молча, смотрела на улицу. Вся в черном и только русая коса белела проседью.
– Алена, а к вам в школу радисток можно пойти – Вдруг
– Да, наверно! – Прошептала Алена и заплакала.
В дверь постучали, вошел майор Житомиром, он был бледен – Простите, я хотел принести свои соболезнования. Я не знаю, как сказать Вальтер погиб.
Даша посмотрел на него спокойно, как то безразлично – И как!
– Их самолет попал под обстрел, самолет упал, ни кто не выжил!
– Я могу пойти в школу радисток?- Спросила Даша, она вдруг задала себе вопрос, а что делал Вальтер в самолете, но это вдруг стало так не интересно. Она машина, она машина так надо, надо дальше жить хоть как, убить всех их кто убил ее детей, родителей и мужа, она будит мстить. И стало так хорошо и спокойно, что она даже удивилась, что когда – то ее что – то беспокоило, она переживала.
– Да! – Пробормотал Житомиром, вдруг он, испугавшись этой женщины, этих до ужаса спокойных глаз и равнодушного тона. – Я приказ подпишу. – Пробормотал он и быстро выскочил из дома.
Через два дня Даша училась с Аленой. Через три дня Муха и Гриша ушли на фронт.
====== Как хотелось, что было так... ======
..Вот уже довоенные лампы горят вполнакала – И из окон на пленных глазела Москва свысока... А где-то солдат еще в сердце осколком толкало, А где-то разведчикам надо добыть “языка”. Вот уже обновляют знамена. И строят в колонны. И булыжник на площади чист, как паркет на полу. А все же на Запад идут и идут эшелоны. И над похоронкой заходятся бабы в тылу..... В. Высоцкий ” Песня о конце войны”
Закат словно прокрался в каждый дом, чуть блестел огонек в одной из изб, пролаяла собака. Коренастый мужчина тяжело шагал по дороге. Уже были видны в поблекших лучах первые дома. Он сбросил вещмешок, тяжело вздохнул и последний луч пронесся по обветренному с глубоким шрамом на щеке Гришиному лицу, пробежал по капитанской форме. Гриша поднял мешок и зашагал дальше. 1946 год дома стоят где – то обветшалые, а где – то уже подремонтированные. Он знал куда идет, в свой дом он не пошел, лучик света светил в Алениной избе и манил словно живой. Он осторожно вошел в калитку и с замирающим сердцем постучал в дверь.
– Кто там? – Раздался голос, дверь открылась – Командир! – В дверях стоял Муха, он вернулся в апреле 1945 из-за ранения, его комиссовали. – Заходи командир, заходи! – Живой! – он обнял его одной рукой, и Гриша увидел второй пустой рукав, заткнутый за пояс.
– А, граната! – Поймал взгляд Муха. Он не знал, куда посадить командира.
– А ты как здесь?- Спросил Гриша
– Да домой поехал в Москву, но не, не мое это, вот к Аленке вернулся.
– Андрюша, там коровам надо, – дверь хлопнула и, говоря, Алена зашла в избу, остановилась, обессилено опустив руки и тут стала сползать по стенке и села на табурет. – Гришенька! – Прошептала она – А вот мы тут – Она вдруг засуетилась, бросилась собирать на стол – Живем здесь, вот Андрюшеньку
Гриша недоуменно смотрел на когда – то спокойную, волевую и холодную Алену. Это не она, это другая женщина и она ждет ребенка, он вдруг увидел округлившийся живот у Алены.
Ой! Гришенька. а это то как?- Она показала на его щеку
– Самурайский палаш! – Пробормотал Гриша – А Даша?
– Даша! – Алена села на табурет и смахнула слезу – Нас забросили на север Германии, нас прямо в воздухе стали расстреливать и ее. – Она заплакала.
– Тихо, моя, тихо! – Муха обнял жену.
Через два месяца Гриша стал председателем колхоза, так как старый председатель глушил водку и, в конце концов, новые жители устали от его беспробудного пьянства. А Муха и Алена поженились, свадьба была тихой. Приехали родители Мухи.
1967 год. Летний зной не давал никому передышки, но в колхозе праздник иностранная делегация должна прибыть вот, вот. Колхоз процветал, расширялся. Вот сюда и привезут делегацию. Гриша, располневший и для важности отрастивший усы, чертыхаясь, пытался завязать галстук.
– Господи, какой ты у меня неумеха! – Всплеснула руками Марина, коренастая, широколицая, вся рыжая как солнце. Они поженились шесть лет назад. Они случайно встретились на дороге, она шла с поезда, он ехал на машине и подвез, рыжая коса долго стояла перед глазами председателя и, не выдержав, поехал свататься.
– Папа, папа они плавда плиедут?- В комнату влетел пацаненок лет пяти, весь рыжий, как и мать.
– Валька, олух, грязный как порося, мыться и быстро одеваться. Господи ну почему вас двое на мою голову – Заругалась Марина
– Мам, ну че, ты лугаешься, мы же твои любимые мужчины – Обиделся Валька
– Любимые, любимые, а ну марш – Она дала по заду полотенцем сыну, но проход загородил Влад, сын Мухи, такой, же, как отец верткий и в шутку отец прозвал его Муха №2, он приехал с семьей из Москвы, провести лето. Он подхватил Вальку на руки, тот завизжал от удовольствия.
– Дядя Гриша там женщина вас спрашивает – Сказал Влад, опуская Вальку на пол. – Чертенок,- он потрепал его за волосы.
– Ну и где? – Спросил Гриша, срывая надоевший галстук
– Проходите, он здесь! – Сказал Влад, показывая в комнату.
В комнату вошла женщина ее белокурые волосы были убраны по последней моде, шляпка кокетливо сидела на голове, бледно – зеленое платье облегало фигуру, туфли на небольшом каблучке тихо цокали по полу и мягкий запах духов ненавязчиво просился в гости.
– Здравствуй Гриша! – Раздался знакомый, но такой забытый голос. Она подняла одной рукой в белой ажурной перчатке, вуаль, ярко синие глаза взглянули в самое сердце Гриши.
– Дашка! Дарья!- Гриша опустился на табурет.
Даша улыбнулась Марине, которая недоуменно смотрела на мужа и на гостью. Потом ее глаза расширились, и она схватила открывшего рот Влада и не в меру распалившего сына, вытолкала их в сени – а ну за дядей Андреем и тетей Аленой – Шикнула она сыну и посмотрела на ошарашенного Влада – Эх, ты! – Она села на табурет, проводила взглядом опешившего Влада, вскочила с табурета, пронеслась мимо машины и уже что – то начавшего понимать Влада и бросилась на площадь, где собралась вся деревня.