Между сердцем и мечтой

Цыпленкова Юлия

Мы проговорили с его сиятельством почти до сумерек, даже обедали в его кабинете. И когда принесли свечи, я охнула. Дядюшка хмыкнул и закрыл тетрадь, где успел за время моего отсутствия записать свои мысли, которые мы с ним разбирали.

— Вам пора, Шанни, — сказал граф с улыбкой. — Не хочу, чтобы ваши родители и вовсе прокляли меня. Элиен считает меня главным виновником вашего вольнодумства и нежелания выйти замуж. Если же из-за меня вы не успеете навестить ваших родных, то меня и вовсе проклянут. А к нашему делу мы еще вернемся. Да, еще, — я перевела взгляд с тетради на дядюшку: — Не забывайте, о

чем мы с вами говорили. Оставьте всё прочее чтиво и начинайте изучать законы Камерата. Ознакомьтесь со всеми материалами, которые я вам советовал. Заложите необходимый фундамент для будущего, чтобы не оказаться цветком, вырванным из земли. Если сумеете переупрямить государя и заполучить нужную вам должность, вам придется сражаться с ретроградами. И лучше это делать самостоятельно, тогда вы добьетесь уважения и заставите с вами считаться. Вы должны иметь против них оружие.

— Я всё поняла и запомнила, ваше сиятельство, — кивнула я и, поддавшись чувству, порывисто обняла его и поцеловала в щеку: — Я люблю вас, дядюшка.

— И я вас, дитя мое, — с улыбкой ответил граф, погладив меня по щеке.

А спустя полчаса я уже подъезжала к особняку Тенерис, отчаянно злясь на себя за то, что не задала тех важных вопросов, которые у меня имелись. Слишком заманчивой была тема, предложенная дядюшкой. Впрочем, я могла узнать то, что упустила сегодня, в свой следующий визит, да и магистр Элькос оставался особо приближенным к монарху, а потому знавшим ответов поболее графа Доло. Правда, маг не дядюшка, и если до сих не открыл мне своих знаний, значит, не считал это нужным. Выходит, мне нужно было заставить его это сделать, но так, чтобы не выдать главу своего рода, уже приоткрывавшего передо мной завесу тайны, однако не рассказавшего всех подробностей.

Как бы легок и игрив сейчас не казался государь, но уже несколько раз повторенные предупреждения о его неистовом норове не могли остаться мной незамеченными. Да и о смерти «в родах» его второй супруги я помнила, как и намеки на нечто ужасное, произошедшее с одной из его фавориток. Подробности мне дядюшка так и не сказал, но отчего-то и не отговорил от связи с государем. Впрочем, он верил в меня и мое благоразумие, потому, возможно, и не дал иного предупреждения, кроме как быть осторожной. А может было еще что-то, раз уж его сиятельство все-таки позволил вступить в эту игру. Однако мне нужны были сведения, чтобы уже в точности знать, к чему быть готовой.

За этими мыслями я выбралась из кареты. Тряхнув головой, я заставила себя расслабиться, растянула губы в улыбке, заведомо зная, что через минуту она станет искренней, и вошла в распахнувшиеся навстречу двери отчего дома.

— Ваша милость, — я обернулась на призыв лакея. — Час назад прибыл государь.

— Король здесь? — изумилась я.

— Так точно, ваша милость, — поклонился лакей.

— Что еще за новости? — проворчала я, отдала слуге шубку и шляпку, а после устремилась наверх, заведомо зная, где найду своих родных и Его Величество.

Сказать, что меня насторожил его визит, ничего не сказать. До ужина во дворце оставались еще три часа, два с половиной из которых я собиралась провести с семьей, а после отправиться ко Двору, чтобы исполнить обещание. А потом мне в голову пришла другая мысль — он ведь сейчас спросит, где

я была… То, что собираюсь вначале навестить графа Доло, я говорила, но задержалась у него дольше, чем хотела, и если сознаюсь, то оскорбятся мои родители, особенно матушка.

— О, Хэлл, — прошептала я и шагнула в гостиную, где сейчас находились барон и баронесса Тенерис-Доло, баронесса Мадести-Доло, а главное, государь Камерата Ивер Второй Стренхетт.

Меня, разумеется, ждали. Матушка порывисто поднялась со своего места, но, едва дернувшись, осталась стоять на месте, потому что здесь был король, и она не могла позволить себе делать то, что вздумается. Батюшка встал с дивана, на котором сидел вместе с супругой, улыбнулся мне, но, в отличие от родительницы, спокойно ждал, когда я подойду. Сестрицы в гостиной не оказалось, должно быть, вышла по какой-то надобности.

— Доброго вечера, Ваше Величество, — сказала я, присев в глубоком реверансе. А распрямившись, перевела взгляд, с короля, пристально наблюдавшего за мной, на родителей: — Доброго вечера, батюшка. Доброго вечера, матушка.

— И вправду вечер, — произнес государь, посмотрев на напольные часы с фальшивым изумлением.

Не спеша отвечать, я приблизилась к родителям, обняла их по очереди, получила два поцелуя в лоб, и лишь после этого вновь поглядела на монарха.

— Государь, — улыбнулась я, — неожиданная и приятная встреча.

— И вправду приятная? — спросил он, изломив бровь.

— Боги мне свидетели, — ответила я, чуть склонив голову.

— А чему они еще свидетели? — прищурившись, спросил король.

— Ничему дурному, это уж точно, — заверила я. — Позволено ли мне поговорить с моими родителями, государь?

— Да, разумеется, — легко отмахнулся монарх, но я ощутила его напряжение.

В это мгновение дверь открылась, и в гостиную вошла Амберли с папкой в руках. Она ходила за своими рисунками. Увидев меня, сестрица на миг застыла, глаза ее чуть расширились, и на губах заиграла радостная улыбка. Однако короткий взгляд мне за спину, и послушная этикету, баронесса Мадести приветствовала родственницу со светской вежливостью, не позволив себе настоящих чувств. Я коротко вздохнула, сама приблизилась к ней и, обняв за плечи, поцеловала в щеку.

— Здравствуй, сестрица, — сказала я с улыбкой.

— Доброго вечера, ваша милость, — чопорно приветствовала меня она, а затем все-таки шепнула: — Я соскучилась, Шанни.

— Ваша милость, — напомнил о себе государь, и на призыв обернулись все милости, находившиеся в гостиной… в общем, мы все четверо. Король протянул руку с улыбкой: — Я жду.

— Да, Ваше Величество, — Амбер присела в реверансе, после обошла меня и направилась к монарху.

Он закинул ногу на ногу, принял папку и, открыв ее, произнес:

— Время идет, баронесса, не тратьте его остатки впустую.

Это уже точно относилось ко мне. Тихо фыркнув, я подошла к родителям, взяла их за руки и, устроившись на диване, усадила их по обе сторону от себя. Вот тут матушку дала себе волю, пусть и не так открыто, как обычно. Стиснув мою руку двумя ладонями, ее милость негромко произнесла:

— Где же вы пропадали, дитя? Вы ведь знаете, как мы скучаем по вас, как ждем ваших редких визитов. Неужто вам вовсе не жаль ваших бедных родителей?