Между шкафом и небом

Веденяпин Дмитрий Юрьевич

«В трухлявой Аркадии, в царстве прогрызенных пней…»

В трухлявой Аркадии, в царстве прогрызенных пней, В компании гусениц и сизокрылых громадин Жуков, в лабиринте сосновых корней, На шишках, присыпанных хвоей, нагревшейся за день, Под стрекот кузнечиков, возле дороги, почти У остановки, но с той стороны, у забора, Ведущего к пляжу, мы ждали автобус, который Приходит из города в пятницу после шести. И он приходил, и, нагнувшись, я видел в просвете Над черным асфальтом и пыльной дорожкой за ним Ботинки, сандалии, кеды приехавших этим Вечерним автобусом солнечно полупустым. Потом громыхало, стрижи рисовали грозу, Но нас не давали в обиду бессмертные боги. Мы

были живыми на этой зеркальной дороге, Бегущей вдоль сосен над речкой, блестящей внизу. 1997

Голос

Сквозь ватное время, сквозь воздух, мелькая, Как бабочка в елках над тенью от стула, В затянутых наледью стеклах трамвая, В густых спотыканьях невнятного гула… Внутри треугольников и полукружий, Сквозь блики на поручнях, в точке покоя Нам было предсказано что-то такое, Что все остальное осталось снаружи. Осталось спокойно держать на весу Снопы и царапины света на грани Пустой пустоты, в черно-белом лесу, Среди отражений цветов на поляне. Осталось стоять, как живой человек, В трамвае, гремящем то громче, то тише Сквозь ватное время, танцующий снег И голос, которого тут не услышишь. 1997

«Слова стоят, как стулья на песке…»

Слова стоят, как стулья на песке. В просветах между ними видно море, И тишина висит на волоске На волосок от гибели, в зазоре Зари, в пробеле воздуха, в пустом Приделе на потрескавшемся фото, На небе, перечеркнутом крестом Пушистыми следами самолета И наведенной радуги; прилив Шуршит волной, серебряной с изнанки, И мальчик в туго стянутой ушанке Сквозь снегопад у дома на Таганке, Не отрываясь, смотрит в объектив, Как в форточку в пространство пустоты, Где прыгают бессолнечные спицы, Как в зеркало, где — против всех традиций Магического знанья — если ты Не призрак, — ни пропасть, ни отразиться. 1998

Обещание

Агент, убитый в телефонной будке, Встает с колен в гостинице во Львове. Луна в окне желтеет в промежутке Между стеклом и пойманным на слове Пространством, обещавшим всем, кто в нем Смотрел с холма на медленную воду Сквозь зелень сада — там теперь у входа Дежурит ангел с пламенным мечом Вращающимся; пламя, ударяясь О пустоту (сосну давно сожгли), Рассыпавшись на искры, рикошетом Уходит на террасу, притворяясь Лучом, застрявшим в зеркале, букетом Иван-да-марьи в солнечной пыли… 1998

Под рыжим абажуром

Мир просто был. В троллейбусной оправе, Как в комнате, казавшейся огромной, Струился свет ни ясный и ни темный. По проводам и вытянутым склонам, Сжимаясь в запотевшей полуяви, Пульсировал продолговатый воздух, Как ватный гул, плывущий по салонам Вдоль стекол в ледяных цветах и звездах Над прячущимися в махровых гнездах. Неправда в обобщениях. Язык, Как волк, не поддается дрессировке. Я вижу папу в бежевом пальто. Все умерли. За площадью на хмуром Торце высотки — тени птиц. Никто Не умер. «К водным процедурам» Нас приглашает радио; зато И день с утра похож на решето Сквозь белый снег под рыжим абажуром. 1998

«Лес порхает, кружится — на синь и сень…»

Лес порхает, кружится — на синь и сень Рассечен вдоль просек по вертикали Световыми ширмами; косуля в тень Отступает солнечными прыжками. Это как прозрачная дверь — пока Музыка звучит и даль притерта К зелени и ряби березняка, Это

место встречи живых и мертвых. «Мы вас вправду любим», — земле, золе Шепчут изменившие, боясь проснуться (Лампа отражается в ночном стекле), Встретиться и все-таки разминуться. 1998

Ужгород — 69

Ныряя, ломаясь, гудя В луче под фонарною плошкой, Булавки-иголки дождя Блестят, как железные ножки Стола на попа подшофе Среди перевернутых лавок В закрытом открытом кафе Под градом иголок-булавок. 1999

«Как тень воспоминания…»

Миле Шаргородской

Как тень воспоминания И слезы по щеке, Веселая компания Спускается к реке. Вибрируя от стрекота, Пропахшего травой, Столбы цветного хохота Висят над головой. Где елка раскололась, Там на глазах у всех Летает папин голос, Ныряет дядин смех. Как утром в батискафе — И некому помочь — Сквозь глянец фотографии Проглядывает ночь. Но только темный воздух Стоит со всех сторон, И девочка под звезды Выходит на балкон. 1999

Стрекоза

Остается цепляться за свет, потому что иначе Стрекоза (не бывает прекрасней) не вылетит из Глубины придорожной кулисы, и сосны на даче Тишину и себя за окном не исполнят на бис. И прохожий в тулупе не сможет шагать по лыжне Постановщиком времени, рыцарем в солнечных латах Вдоль стрекочущей ЛЭП, мимо пустошей шестидесятых, А возьмет и исчезнет и больше не будет уже. И, конечно, родня, та, что есть, но особенно та, Что давно не гадает о сме- и бессмертье под утро, Не останется прежней, как августовская пустота, Там и сям просквоженная крылышком из перламутра. 2000

Angelica sylvestris

Я падаю, как падают во сне — Стеклянный гул, железная дорога — В темно-зеленом воздухе к луне, У входа в лес разбившейся на много Седых, как лунь, молочных лун, седым, Нанизанным на столбики тумана Июльским днем — как будто слишком рано Зажгли фонарь, и свет похож на дым И луноликих ангелов, когда Они плывут вдоль рельс в режиме чуда — Откуда ты важнее, чем куда, Пока куда важнее, чем откуда — Белея на границе темноты; Вагоны делят пустоту на слоги: Ты-то-во-что ты был влюблен в дороге, Ты-там-где-те, кого не предал ты. 1999

Начало века

Площадь перед дворцом (в городе Китеже) — Пусть пионеров — все-таки тьма мигала Снегом, когда из трамвая (номер забыл уже) Мы вылезали у сводчатого портала. Мы вылезали и попадали в шахматный Вечер зимы, просто идущий мимо, Вместо и после субтропиков Вишакхапатнама В сказке про гроб на колесиках в сердце Нарыма. В сердце Нарыма, в черном квадрате, в белом Царстве зимы, страшно сказать, в безгрешной Смертной любви все перепачкано мелом, Каждая дверь — и король растерялся, конечно. И король растерялся, и все растерялось: дом, Citizen Rosebud — детские санки; В раковине зимы глухо, как в танке; В черном квадрате (Малевич тут ни при чем) Белый квадрат — фрейлина, где принцесса? — Ночь, перламутр и вата мечутся врозь. В озере Светлояр световая завеса. Старое кончилось, новое не началось. 2001