Между волком и собакой. Последнее дело Петрусенко

Глебова Ирина Николаевна

Бориса Аристарховича обнаружили кладбищенские сторожа ночью, когда он разрывал свежую могилу Федосова. Сначала его приняли за обычного мародёра, снимающего с богатых покойников перстни, часы и даже костюмы. Но когда в полицейском участке проверили саквояж, который был с ним, и нашли медицинские инструменты для вскрытия, – вызвали следователя. Следователю Борис Аристархович рассказал всё, без утайки… Дело это наделало большого шуму в городе, о нём писали газеты. Обвиняемый вызывал и жалость, и омерзение, но и уважение к своему фанатичному увлечению. В его самодельной лаборатории побывали именитые химики и признали, что у этого человека несомненные способности к науке и исследованиям. Были некоторые

сомнения в его психическом здоровье, но они не подтвердились. В конце концов, суд присудил Бориса Аристарховича к трём месяцам наказания, которые он и отбыл в тюрьме. Вернувшись, он вновь пошёл работать регистратором в попечительский совет, продолжил свои опыты в домашней лаборатории. Но теперь заниматься поисками следов мышьяка у него не было возможности, и он переключился на исследования почвы, пыли, бумаги, тканей…

Молодой контрабандист Виктор Келецкий, сын директора попечительского совета, не раз консультировался с ним: чем, например, можно разбавить табак или какао-порошок, чтоб это было и незаметно, и безвредно… А когда Виктор Келецкий начал изготавливать фальшивые деньги, то вновь вспомнил о Борисе Аристарховиче. Он не боялся довериться химику – слишком давно и хорошо знал его. Этот человек не пойдёт доносить властям не только из-за давней дружбы и привязанности. Виктор подозревал, что для Бориса Аристарховича и чувства, и действия имеют очень малое значение. Подобные вещи скользят мимо его сознания и сердца, почти не задевая их! Главное для этого человека – его опыты, его исследования: ради них он пойдёт на всё, не думая о моральной стороне дела. Потому Келецкий легко сделал Бориса Аристарховича своим сообщником. Тот сразу увлёкся идеей – со своей точки зрения, конечно. Стал прикидывать, какие типы бумаги употребляются в кредитных билетах, в банкнотах – отечественных и зарубежных, какими химикатами пропитываются… Виктор пообещал ему, что у него будет прекрасная лаборатория, всё необходимое для исследований, и Копылов без колебаний согласился переехать в любое место. Для него главным было – возможность экспериментировать. Ничто другое не удерживало его, ведь семьи у него никогда не было…

Когда бандитов судили, и не только за изготовление фальшивых бумаг – на их счету было несколько убийств, – Копылов, как и все, получил большой срок. Было доказано, что одно убийство совершил лично он: изготовил и подмешал в еду яд. Да и сам Копылов этого не отрицал. Он был отправлен во Владимирскую каторжную тюрьму, и через пять лет умер там. Вроде бы от язвы желудка, но сам Борис Аристархович до последнего твердил, что его отравили мышьяком…

Итак, химик-самоучка, знаток изготовления ядов и фальшивых денег Борис Аристархович! Данные картотеки не разочаровали Петрусенко. С небольшими отклонениями у них совпадало всё: возраст, рост, комплекция фигуры, цвет волос… Хотя вряд ли в городе найдётся человек, который бы лично встречал Копылова. Борис Аристархович и не был никогда в Харькове. А на каторге… Это было так давно, так далеко, да и мало кто дожил до наших дней. Но всё же Викентий Павлович порадовался внешнему совпадению. И стал отращивать бородку – Копылов всегда носил такую.

Первым его спросил Дмитрий:

– Я не понял, дядя? Ты просто бриться ленишься, или что-то задумал?

– Ленюсь, вестимо.

– Ну-ну…

Митя хмыкнул и взял его под руку. Они вместе вышли утром из дому и ещё не дошли до перекрёстка, где должны были разойтись в разные стороны.

– Давай, рассказывай.

– Тогда пошли ко мне, – предложил Викентий Павлович. – Я позвоню Андрею, скажу, что отвлёк тебя по делу. Посоветуемся, а там и Троянцу расскажем.

С первых же фраз Дмитрий уловил главную суть и восхитился:

– Да, дядя, это только ты мог такое придумать! Как

в старые времена! Вот только тогда ты был моложе…

– А сейчас мой возраст мне как раз на руку! И согласись, дорогой: никто кроме меня не сыграет эту роль. И типаж никому не знаком, и опыта такого нет ни у кого. Да и таланта.

Петрусенко засмеялся, пафосно разводя руками.

Потом уже втроём – Кандауров, Троянец и Петрусенко, – вновь всё детально обговаривали. Как Викентий Павлович и предполагал, Андрей Фёдорович попробовал предложить другую кандидатуру для внедрения в банду. Петрусенко только махнул рукой:

– Ты и сам понимаешь, Андрей, что никого другого они к себе просто не подпустят. А откладывать нельзя. Взрывчатка – у них, и мы не знаем, что и когда там планируется. Но против моей истории Брысь не устоит, вот увидишь. Это же сказка, а не легенда! Прошу прощения за тавтологию.

«Легенда» и в самом деле была необычная и очень для бандитов привлекательная. От Шуры Величко они должны получить информацию: покойный Кролик – Леонид Величко, – договаривался с Борисом Аристарховичем Копыловым об изготовлении фальшивых денег. Договаривался тайком от подельников-бандитов. В своё время дело о фальшивомонетчиках было громким, кто-то наверняка вспомнит. А что Копылов умер – вряд ли кому-то известно. Но если вдруг… Что ж, ошибочка вышла, вот он, жив. И не просто согласен взяться за старое – всё у него уже продумано и готово.

– Нужно домик Борису Аристарховичу «приобрести», – сказал Викентий Павлович. – Помнишь, Андрюша, дело Бурлаки? Три года назад:

– Как же забыть, – кивнул Троянец. – Допился, мерзавец, соседа зарубил, мать-старуху, пытавшуюся остановить его, убил, а потом сам повесился. На Журавлёвке жил.

– Да, там, недалеко от плотины, у реки. Место глухое. Дом старый остался без хозяев. Думаю, вряд ли кто-то купил его даже по дешёвке, люди такого боятся. А Борис Аристархович наш – человек не суеверный… А, Митя? Узнай. И пора Шуре Величко возвращаться в город.

Парнишка всё ещё оставался в спортивном лагере. А чтоб бандитам не пришло в голову там его навестить, в этот же лагерь отправили на тренировку сборную команду милицейской школы. Синяя форма курсантов, наводнивших корпуса и площадки лагеря «Рекорд», была для уголовников настоящим стоп-сигналом. Но теперь пришло время Шуре вернуться в город. Однако сначала Викентий Павлович сам съездил в спортлагерь, чтобы встретиться с ним. Разговор был долгий и обстоятельный. Кое-что они даже прорепетировали. Посмеялись. Прощаясь, уже серьёзно Петрусенко сказал:

– Тебе будет страшно, мальчик мой. Не надо этого стыдится. Бандиты люди непредсказуемые и опасные, им убить человека легче, чем тебе мяч в сетку забить. Не старайся скрыть свой испуг, чем натуральнее он будет – тем лучше для тебя. Поверь мне, когда разговор уже пойдёт, ты успокоишься. Вот тогда – играй свою роль. Импровизируй по ходу. Актёрские способности у тебя есть, я вижу.

– А что потом? – спросил Шура.

– Как только ты выведешь Брыся на меня, твоя роль закончится. Мы не станем тобой рисковать. Уедешь куда-нибудь подальше, на соревнования футбольные, чтоб это выглядело совершенно естественно. Ну а потом, когда вернёшься, всё будет закончено, я уверен.

Светло-русая бородка Викентия Павловича уже приняла нужную форму, когда, наконец, и внук обратил на неё внимание. Последнее время Володя почти не встречался с дедом. Миша и Серёжа уехали, а он целыми днями пропадал в школе – с другими ребятами расчищал и ремонтировал подвал. А вечерами там же играл шахматные турниры на уже оборудованных досками столиках. Очень увлёкся. А то прибежал пораньше, уселся за стол ужинать вместе с дедом, и вдруг заметил.

– Здорово, дед! Тебе идёт! Вроде шкиперской, но не совсем.