Между жизнью и смертью
Шрифт:
– Смотри на стрелочки – важно, чтобы они не дернулись. Понял? А я сейчас...
Он схватил аппарат без присосок и тихо исчез в темноте, направившись к датчику, который транслировал на приемник инфракрасный направленный луч.
Через минуту-другую он появился, с помощью специального крепления осторожно передвигая по верхнему краю стены свой аппарат. Он приставил его почти вплотную к приемнику и облегченно вытер пот со лба тыльной стороной ладони.
– Ну как?
– Что?
– Стрелочки
– Нет.
– Значит, путь свободен.
– Как это? – Банда недоверчиво покосился на напарника. – Что ты сделал?
– Эта штука, – кивнул Бобровский на аппарат, лежавший на стене, – генерирует луч точно такой же модульной частоты, как и в системе. Приемник не разбирает, какова природа передаваемого на него инфракрасного луча. Ему важны лишь его характеристики и его непрерывность. Я подменил один лучик другим – вот и все.
– Здорово, ничего не скажешь! – не сдержал восхищения Банда, с уважением глядя на Бобровского. – Ну, голова у тебя – что надо.
– Этому меня и учили, – поскромничал Сергей, улыбаясь. – Ты абсолютно уверен, что стрелки не сдвинулись?
– Конечно. Я смотрел очень внимательно.
– Тогда порядок. Значит, вот на этом участке стены, – он показал рукой, – путь открыт. Твоего проникновения не заметит никто, как бы ни старался.
– Ну, с Богом!
Банда встал, еще раз проверил крепление глушителя на автомате, ножа на бедре, поправил пистолет за поясом, натянул черную шлем-маску и осторожно снял автомат с предохранителя.
– Ну, Сергей, я пошел!
– Давай, – Бобровский протянул ему руку, – ни пуха, ни пера!
– К черту! – отмахнулся Банда и, вскочив на подставленное другом плечо, легко перемахнул через ограду...
– Во сколько они начинают? – Мазурин с нетерпением и тревогой ежеминутно поглядывал на электронные часы, стоявшие у него на столе.
– В час по местному времени.
– У нас с Прагой сколько часов разницы?
– Два часа.
– Значит, в три? Через полчаса?
– Так точно, Виталий Викторович.
– А ты уверен, что они доложат тотчас после завершения операции?
– Конечно. Бобровский обязан доложить, в этом сомнений быть не может.
– Ну-ну...
В эту ночь они не собирались идти домой.
Часов в десять вечера, когда все текущие дела были наконец завершены, полковник Котляров направился в кабинет Мазурина, предварительно позвонив жене и предупредив, что ночевать сегодня не придет.
Они с Мазуриным даже не сговаривались. Просто слишком многое зависело от успеха Банды и Бобровского. И оба предпочли ждать вестей на рабочем месте, чтобы в случае чего принять необходимые меры.
Сердце Степана Петровича екнуло, как только Бобровский доложил о том, что акция подготовлена и начнется
И вот теперь они сидели, досматривали последние телепередачи и ждали. С нетерпением ждали звонка из Праги, от которого зависело все.
Самое худшее, что Мазурин успел раззвонить об успехах "наверх", и теперь каждый день его терроризировали "оттуда", требуя конкретных результатов.
– Слышь, Степан Петрович...
– Ой, Виталий Викторович, можно и просто Степан.
– Ну, как хочешь... Короче, Степан, я предлагаю по пятьдесят граммов.
– Честно говоря...
– Не сидеть же нам, как двум сычам, ожидая этого проклятого звонка.
– ...у меня ничего нет.
– Зато у меня есть! – с этими словами Мазурин подошел к шкафу и открыл ту дверцу, за которой, как было известно всему управлению, прятались мини-бар и холодильник. Распахнув и то и другое, он продемонстрировал содержимое Котлярову:
– Ну, что выбираешь?
– Сейчас посмотрим.
Да, выбор у Мазурина сегодня был отменный! И казавшиеся запотевшими от холода в своих матовых бутылках три вида водки "Абсолют", и бутылка экспортной "Столичной", и армянские коньяки двух сортов, и полдюжины бутылок с вермутом, винами, шампанским... Котляров в задумчивости оглядел коллекцию и решительно взял с полки бутылку:
– Давайте, Виталий Викторович, нашу. "Столичную". Мне кажется, она будет в самый раз.
– Отлично, я – за!
Мазурин извлек из холодильника ветчину, консервы, бутыль "Кока-Колы" и лимон. Водрузив все на стол, скомандовал:
– Нарезай, полковник!
Сам вышел в приемную и через секунду вернулся с буханкой хлеба.
– Я своего адъютанта выдрессировал – кровь из носу, а хлеб у начальника чтоб был! Так теперь он целую буханку для меня держит.
Через несколько минут они, памятуя, что за будущую удачу пить нельзя, уже поднимали тост за здоровье Банды и Бобровского...
Минуты ожидания тянулись для Бобровского невыносимо медленно и тяжело.
Он собрал всю свою аппаратуру и отнес ее в машину. Теперь уже можно было не беспокоиться – покинуть виллу Банда мог и в открытую, если бы только ему удалось взять этот архив.
Потом, подогнав "Опель" поближе к воротам особняка (правда, чтобы не привлекать внимание охранников, с выключенными фарами и двигателем, на нейтралке с разгона), Бобровский взял свой автомат и, передернув затвор, опустил стекло, готовый в любой момент прикрыть, если понадобится, отход Банды.