Мга
Шрифт:
– А ты? – Митька поднял на меня своё доверчивое конопатое лицо.
– У меня музыкалка.
– Зачем ты вообще туда таскаешься? – Дрюня выходил из себя, как только я упоминал свои эстетские занятия, по его мнению, подрывающие мой имидж. – На фига тебе это надо? Тебя все равно вот-вот попрут оттуда, пианист хренов…
Я внимательно посмотрел на него:
– Так хочет моя мама, Дрюня. А я очень люблю свою маму.
***
… Смотрел на фото, и знал, что у Митьки под штаниной скрывается свежий шрам. Несмотря на то что это конопатое
Никита обхватил голову руками. Потому что не знал никакого Митьку. И никогда не тырил ящики с пивом. И в то же время знал и тырил. И очень беспокоился за Аллу, которая по ночам, скрываясь от пьяного отчима, сходящего с ума в белой горячке, танцевала с обручем под тусклым светом фонаря.
Вчера поздно вечером он видел, как Алла тренируется во дворе. Значит, дядя Коля опять ушёл в запой, а она ушла из дома. Всегда готовится к районным соревнованиям во дворе, чтобы не терять «запойного» времени. И поздно вечером, потому что стесняется.
Она сказала однажды: «Ты мой рыцарь, Нил», и улыбнулась чуть заметно – только дрогнул краешек рта, там, где на верхней губе прорезалась трещинка. Он пялился на её губы как зачарованный, не мог оторвать глаз от этой тонкой чёрточки. Прядь русых волос метнулась по половине лица, когда Алла качнула головой, скрыла эту трещинку. Он пришёл в себя.
– Просто твой сосед, – сказал ей. – И твой друг.
– Я бы хотела, чтобы ты был моим старшим братом, – ответила она. А он упрямо и настойчиво повторил:
– Твой друг.
Потому что совершенно не хотел быть её старшим братом.
Раздался странный звук. Музыка. Музыкальная тема Она как-то требовательно верещала из странного плоского четырёхугольника, брошенного на кровати.
Мобильный. Черт, наверное, это Рай, он опять не пришёл на репетицию. Надо ответить. Что он скажет?
***
Что-то было не так. Он настороженно огляделся. Комната казалась и знакомой, и незнакомой одновременно. И этот кусок пластика продолжал вопить.
***
Никита подцепил зелёную трубку на экране вправо. Его вызывал Рай.
***
Из четырёхугольника раздался голос:
– Кит, что опять у тебя стряслось? Это не совсем ужасно?
– Кто это? – спросил он. – Я не Кит. Чувак, ты не туда попал. Набирай внимательней.
– Кончай прикалываться, – засмеялись на том конце эфира. – Если шутишь, хоть и по-дурацки, значит, живой. У нас – репа, забыл? Валик уже здесь. И Ирма тоже. Ждём тебя.
– Какая репа? Сказал же тебе, я не Кит.
Телефон перехватили, в ухо ударил звонкий девчачий голосок:
– Никита, дуй сюда. Я переделала «Тайну». Это лучше намного, правда! Валик с Раем тоже сказали, что классно.
***
– Ирма, – сказал он, – Привет! Я не могу сейчас… Эй, это вы кончайте прикалываться. Я не знаю никакого Кита, и никакого Никиты тоже не знаю…. Ирма, скажи пацанам, что завтра. Приду на репу
Дал отбой, и швырнул мобильный обратно на кровать. Это было уже слишком. Кто-то лез из него в этот мир, грубо расшатывая локтями разум. Сначала Никита подумал, что это очень похоже на вторжение инопланетян в тела землян с целью экспансии. Потом ужаснулся не фантастическим, а реальным мыслям. Бросился к ноутбуку и забил в поиск «шизофрения», кликнул на первую же ссылку в своём запросе.
«Параноидная шизофрения … такие симптомы, как бредовые и галлюцинаторные нарушения… подразумевают под собой возникновение проявления в виде навязчивой идеи. Галлюцинаторными расстройствами называют нарушения психического состояния, когда человек начинает видеть, слышать или чувствовать то, чего на самом деле нет. У больного наблюдается проявления в виде нестабильного настроения, частых перепадов настроения».
Кит тихонечко и безнадёжно завыл. На него накатывалось что-то совершенно неподвластное воле. И не знал, сможет ли сам справиться с этой страшной неизвестностью. Рассудок подсказывал: помощи ждать абсолютно неоткуда. Тогда мальчик сделал единственное, что ему оставалось – он сильно разозлился.
– В двухтысячном году никакой конец света не наступил, урод, – сказал он своему безумию. – Придурок, ты даже этого не знаешь…
***
…Нил, для которого не существовало вчера и завтра, а только бесконечное тревожное сегодня, сонно заворочался в нём.
– Тише, – сказал ему Кит, – Это просто воспоминания. Спи, брательник. До ночи ещё далеко.
Он сказал это тихо, но в пустынном коридоре, сквозь жужжащую пелену звуков, слова его эхом покатились куда-то вдаль, запрыгали мячиками по лестнице вниз и растворились в невидимом глазу далёко.
Глава десятая. Негля
Проигравшихся, зажав в плотное кольцо, вели по узкой лестнице вниз. Жертвы шли с сонными глазами, неестественно согнув колени в полуприсяде, словно у них подкосились ноги.
Гай почему-то отправился за ними. Лагиры, как назвала их несчастная барышня, сворачивали в гардеробную, брали с вешалки плащи с пелеринами и пропадали в скученности висящей одежды. Назад не никто не возвращался. Гай встал в эту странную одностороннюю очередь, а когда оказался в гардеробе, сквозь поредевшую стену плащей увидел за вешалками ещё один выход.
Он вскоре убедился, что лестница ведёт вниз, спускается в какой-то подвал. Если Гай до этого пытался приспособиться к болотному смраду, пропитавшему дом, то сейчас запах стоячей, протухшей воды становился всё нестерпимее. Стены узкого спуска с крошащимися под ногами ступенями сначала были сухими, по ним плясали, вытягиваясь и сжимаясь тени их растянувшейся процессии – человек десять старинных персонажей, Гай, да уже невидимые впереди Боня сотоварищи. Их отражения сливаясь в одну большую и грозную тень, затем разбиваясь снова на множество незначительных, человеческих.