Мга
Шрифт:
Лестница, сделав несколько кругов по спирали, наконец-то закончилась. Какое-то время они ещё шли по узкому и низкому подземному проходу, который, продолжаясь, расширялся и рос ввысь осклизлыми сводами. В конце концов, компания очутилась в большой пещере. Во все стороны от неё щерились норами пугающие тоннели, тёмные и неприятные. Даже на расстоянии веяло непредсказуемостью и мглой.
– Негля, – один из молчаливых смокингов вдруг повернулся к нему и счастливо улыбнулся. – Вместе с ней и поднимемся.
– Глубоко здесь? – спросил Гай.
– Кому как, – незнакомый смокинг засмеялся, и его смех прозвучал неестественно
– Постойте! – Гай попытался схватить его за руку и спросить, не лучше ли ему вернуться назад, но неожиданный собеседник нырнул в один из наиболее сухих тоннелей, и наш герой тут же потерял его из вида.
Гай ринулся за ним, и вскоре обнаружил, что плоскость тоннеля поднимается наверх. Он зажмурился – после мрака подземелья ярким показался даже свет из проломанного потолка в каменном мешке.
Место было смутно знакомое, но тем не менее неузнаваемое. По «берегам» разлившейся реки в зловещем свете уличных фонарей прогуливались силуэты, которые Гай уже не мог назвать людьми. Девушки с бледными до зелени, вытянутыми от вековечной печали лицами; дамы в пышных нарядах смотрели в лорнеты, жадно выискивали кого-то на этих мёртвых берегах; щеголеватые молодчики в военной форме образца, кажется, позапрошлого века, господа в чопорных головных уборах…
Словно здесь и сейчас снимали дешёвый исторический сериал, где продюсер зажал деньги на приличные декорации и костюмы, и всё убожество дешевизны закрыли серым арт-хаусным смогом и выцветшими театральными костюмами, нещадно сдаваемыми в аренду уже не первое десятилетие.
Поперёк этого псевдоисторического променада высился, соединяя призрачные берега, незнакомый Гаю трёхпролётный, многоарочный, белокаменный мост. С двух сторон к нему вели высокие подъездные насыпи, утопленные в массиве реки, вышедшей из берегов, по обе стороны теснились каменные и деревянные здания. По мосту тоже гуляли, уже широко, не сжимаясь, но всё так же потерянно и нелепо.
Гаю показалось, что среди призрачной, размытой толпы мелькнуло перекошенное параличом лицо девочки-ваганьки, но видение тут же скрылось. Он даже не успел испугаться: тут же увидел, как в приличном, хотя и старинном одеянии мужчина средних лет при седеющих бакенбардах и бороде, встал на четвереньки у самого края реки, и жадно, по-собачьи, начал лакать мутную, дурно пахнущую воду.
Боясь провалиться в реку, не зная, где начинается в ней топь, Гай осторожно, стараясь не задевать неприятных прохожих, направился к мосту. Среди прогуливающихся он почувствовал какое-то оживление. Попадающиеся на пути ряженые поворачивали вслед за ним головы в старинных причёсках, он слышал даже, как они с шумом втягивают воздух, вдыхая его запах. Гай готов был поклясться, что они принюхиваются к его следам. Кто-то схватил его со спины за футболку. Не оглядываясь, Гай вырвался, побежал, не обращая внимания, на то, что толкает встречных, сам больно врезаясь во что-то или в кого-то на пути, шваркаясь плечом о близкие, неминуемые стены.
Его рывок никого не удивил, фигуры двигались, словно слепые, только напряжённо раздували ноздри ему вслед. Он махом поднялся по раскисшей, вяжущей ноги насыпи, прислонился к холодному и мокрому камню мостовых бортов и перевёл дух. Глянул вниз, на берег. Там всё опять двигалось в том же ритме и темпе, как будто он минуту назад и не мчался, расталкивая
Кто-то тронул его за рукав, Гай вздрогнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Это был Поль, всё так же безмятежно дымящий тонкой папироской, которая, казалось, приросла к углу его рта. Он с каким-то брезгливым радостным презрением прищурил глаза и спросил:
– Зачем вы пошли с нами, Гаевский?
Гай замешкался, растерялся, и, повинуясь вопросу, настоятельно читаемому в лихих глазах Поля, пролепетал:
– Так меня же позвали…
– И вы всегда идёте туда, куда вас зовут? – голос лагира звучал уже издевательски.
Гай понимал, что вот прямо сейчас он должен оскорбиться и, может, даже дать по морде этому наглому Полю. Но время текло так непривычно медленно, и обстановка виделась ему настолько более чем странно, что Гай решил проглотить обиду.
– А кто они все? – миролюбиво переводя разговор на другую тему, он махнул рукой в сторону призраков, «гуляющих» по берегам несуществующей реки.
– Пленники Негли, – пожал плечами Поль, словно ему приходилось объяснять всем известные вещи. – Спасённые Неглей.
– Негли? – переспросил Гай.
– Похороненной заживо реки, – ещё более непонятно уточнил его странный собеседник. – Вас когда-нибудь хоронили заживо, Гаевский?
Поль засмеялся своей дурацкой, совершенно несмешной шутке, а Гай невзначай понял, что ни разу не видел, чтобы тот брал новую папироску или прикуривал. Казалось, что уже несколько часов, пока длится этот то ли сон, то ли кошмар наяву, в углу рта Поля дымится всё одна и та же тонкая, дамская, изящная палочка для курения. Лагир почувствовал, что Гай его не понял, и добавил ещё:
– Река разливается во время дождей, вырывается из своей могилы. И мстит. И все души, что унижены и погублены на её берегах, тоже выходят на поверхность.
– А.…вы? – Гай спросил, леденея от собственной дерзости. Но Поль ответил довольно благодушно:
– А мы что? Как мы можем быть исключением? Но…
Лагир вдруг хитро и по-свойски подмигнул Гаю.
– Всем хочется быть исключением, так ведь? Явлением уникальным и выпадающим из общих норм и правил. Только не у каждого на это хватит мочи и внутренней силы. Так вот что я вам скажу, Гаевский. В такие ночи, как эта, если повезёт, можно стать исключением. Негля не против.
Гай подумал, что совершенно спокойно, будто так и должно быть, разговаривает сейчас с кем-то вроде призрака. Но даже это осознание не вывело его из тягучего транса, где всё – и мысли, и движения, и намерения – превращались в тягучее, липкое варенье. Они помолчали немного, взирая сверху на силуэты, потерянно двигающиеся вдоль зданий внизу.
– Пойдёмте со мной, – сказал Поль, решив, очевидно, что разъяснений с Гая хватит. – Делать вам тут, право слово, абсолютно нечего.
Он быстро и размашисто отправился к насыпи, чтобы спуститься с моста, уверенный, что собеседник беспрекословно пойдёт за ним. На спуске Гай поскользнулся, испугано скатился по глинистому откосу вниз, кажется, сильно разодрал руку. Из-за налипшей грязи глубины царапин не просматривалось, но кровь сочилась сквозь земляную корку. Поль резко остановился, повернулся к барахтающемуся на земле Гаю, который больше всего на свете боялся сейчас упасть в эту мутную, мёртвую реку, протянул ему руку с выражением брезгливости на лице.