Мгла над миром
Шрифт:
– Какого беса? – одними губами пробормотал маг.
Чародей остановился.
В пыли у подножия белых стен расселись нищие да еще торговец пряностями вовсю нахваливал свой товар. Выше поднимался купол, на вершине которого горел огонь. Ханнан слышал ровное пение жрецов Вахура: приближался Час Пыли, самое жаркое время дня – священный час, когда маги прошлого бросили дервиша в яму к голодным псам.
Несколько мгновений Ханнан смотрел на пламя, размышляя, могут ли окружающие слышать, как колотится его сердце… Нужно найти укрытие и спокойно нащупать след. И, проклятье! – найти скорее, пока тот не рассеялся.
Потерев виски и промокнув платком лоб, он двинулся в сторону ближайшей харчевни.
Она стояла на дощатом помосте, с пыльной холстиной вместо стен – казалось, заведение на серых парусах плывет по волнам базарной толчеи. Напротив, у квадратной стелы с перечнем побед владыки стояли три храмовых стража с окованными железом дубинками. Ханнан подавил приступ малодушия и запретил себе ускорять шаг.
– Принеси чего-нибудь холодного, – попросил маг, опустив в руку хозяина два медяка. Едва усевшись на подушки, Ханнан обвел взглядом зал.
Ему не понравилось увиденное. Портовые грузчики, погонщики скота, чернорабочие – они смотрели оценивающими, а порой неприязненными взглядами. Ханнан пожалел, что на нем не дорожный балахон, а позаимствованный у Такани кафтан купца. Впрочем, времени на сожаления не было.
Он скользнул в себя сразу, едва вернулся трактирщик. Сквозь щели навеса, бывшего здесь вместо крыши, текли полосы полуденного солнца, ложились пятнами на его лицо. Пальцы поглаживали холодный бок оловянной чаши. Ни дать ни взять торговец отдыхает после заключения сделки.
Холстяные стены харчевни дрогнули, стали расплываться – как ночью, в особняке Такани. Точно сильные руки сжали тисками голову… на мгновение чужие страсти набросились на него, как свора шакалов, но здесь, в спокойной обстановке, маг легко от них отгородился. Ему нужна только сила. Все остальное сейчас не имело значения.
Изнанка… каждый раз, касаясь ее сознанием, Ханнан чувствовал пьянящее возбуждение, словно не было многих лет работы с Даром. Здесь все было изменчиво, непостоянно, непохоже на привычный мир. Здесь бурлили страсти – кровавое светящееся море, разлившееся по городу, – и вспыхивали сполохи мыслей. И еще здесь жили духи. Целые сонмы бестелесных созданий: «травоядные», питающиеся потоками силы, – и хищники, что охотятся на силу живых существ. Каждый выход на Изнанку сулил опасность. Уйти слишком далеко от тела, наткнуться на духа, который тебе не по зубам. Но это единственный верный способ найти собрата!
Чародей отступил в сторону, и сияние покинуло его тело. Такое же недолговечное, как все вокруг, тело покоилось на подушках, и призрачные пальцы поглаживали бок призрачной чаши. Еще шаг – и полотняные стены сомкнулись за его бесплотным образом.
Здесь дул резкий пронизывающий ветер, и поначалу Ханнан едва удержался на месте. Стоит ему дрогнуть, поддаться – и потоки силы снесут его так далеко, что ему не найти тело и за сотни лет. Маг начал медленно подниматься над городом: не очень высоко, не то и впрямь столкнется с обитателем Изнанки.
Сверху Сакар напоминал истощенное чудище. Его улицы были ранами, в которых бурлили сумерки-кровь. Его здания – острые кости, торчавшие в небо. Люди казались муравьями,
Вон она, площадка перед святилищем…
Купаясь в исходящем от храма сиянии, она казалась почти настоящей. И вдруг… опять! Еще одна вспышка.
Ханнан заставил свое бесплотное тело принять облик птицы, чтобы лучше лавировать в потоках силы. Его сейчас не волновало, кто тот, другой маг, – это был собрат. Сложив крылья, Ханнан камнем рухнул вниз, рассчитывая приземлиться неподалеку от чародея.
До храма оставалась пара мгновений, когда его пронзила боль. Да нет, что боль? Разве может телесная мука сравниться с ощущениями духа? Все потери, мучительные воспоминания, стыд, страх – все, что он успел пережить за годы, разом навалилось на него. Ханнан потерял ощущение времени, не осознавал, где он находится и кто он… Наверное, у духов тоже есть инстинкт самозащиты, поскольку его облик преобразился сам: на птичьих лапах вытянулись когти, а клюв согнулся смертельно-острым крюком. Так он и упал в бесцветную массу, которая была чужой душой. Когти полоснули по ней, бесплотный клюв впился в чужака…
Все еще корчась от боли, Ханнан услышал крик. Наверное, это кричал другой маг или его собственное тело – там, в полумраке харчевни, – поскольку на Изнанке нет звуков. Некогда было размышлять! Два сцепившихся чудища, они покатились по земле, разбрасывая по площади клочья силы.
«Огонь», – подумал маг, и его душа стала пламенем, а терзавшая Ханнана боль ослабла. Однако прошла пара мгновений, и маг почувствовал, что дух противника стал текучим и обволакивающим, как вода. Пламя, бывшее его душой, погасло, и чародей задыхался в обманчиво мягких объятиях.
Тогда Ханнан стал паром. Его душа рассыпалась на тысячи частиц-пузырьков и вырвалась на волю, к потокам силы. Он жадно, как утопленник, глотал ее – когда почувствовал холод и понял, что не может собраться вновь. Чародей стал светом, но его противник стал дымкой, и свет угас в тумане. Ханнан обернулся человеком, но мгла не рассеялась, она продолжала обступать его, заволакивала глаза, забивала влажным прелым запахом ноздри.
Шепоток сзади… Почудилось? Или и впрямь тяжелая туша ворочается за спиной: всегда за спиной, как ты не повернешься. Липкое холодное месиво струилось по отражению площади, взмахнешь в такой дымке рукой – и не разобрать: одна рука? три? или, может, все десять?
Чародей заторопился, спеша выбраться из удушливого облака, уже не зная, в какую сторону бежит. Но туман хватал за ноги, бесплотные стопы тонули в вязком ледяном киселе.
Что-то шевелилось там, в темноте, сопело за спиной, дышало в затылок. Потом вдруг все смолкло, словно стертое повелительной рукой. Ледяной ветер налетел, обрушился на мага, прянул в лицо дышащей холодом пастью…
Ханнан невольно вздрогнул, когда Захит заговорил о духах.
– Да-да, вы похожи на духа, господин, – повторил слуга, – и никак не на живого человека! Я не позволю вам встать с постели.