Мгновение до безумия
Шрифт:
— Да, Чайковская, стоит поговорить с физруком, чтобы пересмотрел твои пятёрки, — с издёвкой в голосе говорит учитель, уже не скрывая своего смеха. — Для оценки «отлично» ты должна несколько раз побегать вверх-вниз и не устать, а ты так быстро выдохлась… Слабенько, Чайковская, очень слабенько, — сам он не выглядел уставшим, наоборот, у него в отличие от меня даже одышка не появилась, а я к девятому этажу думала, что потеряю сознание просто на месте, и жадно хватала воздух, но не сдавалась, будто подвиг какой-то совершала.
Для меня шестнадцатый этаж сейчас был чем-то вроде вершины
Наконец-то мы были на таком желанном мной этаже. Прежде чем поспешить открыть металлическую дверь, я приложилась к ней всем телом. Она была такая холодная и нужная мне в этот момент, как доза наркоману или укол инсулина диабетику. Учитель, наглость которого, как мне кажется, сегодня пересекала всё возможные черты, не скрывая смеялся над тем, что я не могла восстановить дыхание и была мокрой настолько, что капли пота катились с моего лба, и в придачу стала красная как помидор и рак вместе взятые.
Нахмурив брови, окинула его презрительным взглядом, надеясь, что он поймёт, что со мной шутки плохи. Но, видимо, учитывая мой внешний вид, рассмешило его это ещё больше.
Начала вставлять ключ в замок, пытаясь справиться с руками, которых трусило после шестнадцатиэтажного кросса. И да, когда у меня это получилось, я выдохнула с таким облегчением, что, казалось, могла бы сдуть какой-нибудь предмет.
Сняв одежду и разувшись, кивнула учителю в сторону кухни, а сама быстро поднялась к себе в комнату, чтобы умыться холодной водой. Когда спустилась, заметила, что чайник уже закипел — почему уже не удивляюсь его наглости? Он сидит за стойкой, напоминающей собой барную, но короткую, как пристройка к кухонным тумбам. Пока ничего не нарушает тишину, спокойно завариваю две чашки чая: себе свой любимый — цитрусовый, — а ему чисто чёрный, который терпеть не могу, может, хоть в этом у меня получится «осадить» его. Сахар не кладу и не спрашиваю нужно ли. Пусть думает, что я негостеприимная хозяйка, может, отобьёт желание ходить в гости к несовершеннолетним девочкам, когда родителей нет дома.
Ставлю перед ним чашку и сажусь напротив. Смотрю в жидкость в своей кружке, невольно улыбаясь и ожидая, когда учитель сделает первый глоток.
— Ммм, — слышу довольный стон из его уст, поднимаю глаза и вижу такую же довольную улыбку. — Обожаю чёрный чай без сахара, — моя улыбка в ту же минуты искривляется, а его самодовольная ухмылка, наоборот, становится только счастливей. — Значит, болеешь и гуляешь? Не порядок. Такое вранье для золотой медалистки недопустимо, Чайковская, — впечатление, будто он специально выводит меня на эмоции, а я уже готова выплеснуть ему в лицо горячий чай, о кружку которого грею руки. Ядовитость его замечаний доводит меня до белого каления. Меня останавливает
— Вообще-то, — резко, самодовольно заявляю я. — Я действительно… — Он перебивает меня, не дав досказать:
— С тебя три доклада по географии, — только я хотела возразить, но нет, даже рот открыть не успела. — По одному докладу на каждый пропущенный тобой урок, — пояснил он.
— Не много ли? С какой стати мне их делать? У меня есть справка о больничном, так что, Станислав Алексеевич, я не обязана отрабатывать пропущенный материал, — почувствовав приплыв сил, иронично, с наигранным сожалением в голосе заявила я. Ехидная улыбка не сходила с его лица ни на секунду и подавляла мою уверенность в себе.
— Чайковская, меня не волнуют твои справки, — не отводит от меня взгляда, а это ещё сильнее разжигает злостный огонь внутри меня. — Золотая медалистка должна знать предмет идеально, неважно болела она или по какой-то другой причине пропускала занятия, — он говорил спокойно, но всем видом неистово раздражал меня. — Вообще я считаю, что твои знания посредственные и никак не тянут на медаль. Пусть другие учителя закрывают на это глаза — я не буду поступать также, — какой же это удар по моему самолюбию, казалось, меня унизили ниже плинтуса. Особо печально осознавать, что он прав.
В нашей школе учиться было довольно легко, и я заявила себя с начальных классов как отличница, поэтому особых требований к моим знаниям никто не выдвигал. Бывают такие школы, где уровень знаний немного выше среднего воспринимается, как достаточный для золотой медали. Понимая, что он прав, была не готова принять это, так как это замечание выедало последние кусочки чувства собственного достоинства и преувеличенное чувство собственной значимости.
— Вот увидите, что Вы, Станислав Алексеевич, ошибаетесь, — выдавливаю насмешливую улыбку, чтобы не показывать, что его слова меня задели. — Придётся ещё прощение просить за свои ошибочные утверждения, — я гордо подняла подбородок немного вверх.
— Самоуверенности тебе не занимать, — эти слова немного попустили меня. — Ты должна идеально владеть материалом, Чайковская, и заинтриговать весь класс этой информацией, как делаю я, — уже не хочу вылить на него чай, так как он остыл, но треснуть сковородкой по голове не отказалась бы, и, похоже, это читается на моем лице.
— Завтра жду первый доклад. Он должен быть достоин медалистки, профильным предметом которой является география, иначе будет двойка, — он допил свой чай одним глотком и молча пошёл к двери, начал обуваться, пошла за ним и открыла дверь.
— То есть Вы ждали меня, чтобы сказать о докладах? — не скрывая возмущения, спрашиваю я.
— Вообще, я заехал за своим пиджаком, — собирается уже покинуть мою квартиру, а я в нетерпении жду, чтобы захлопнуть за ним дверь.
— Подождите, сейчас принесу, — только я хотела побежать за ним — меня остановил голос учителя.
— Не нужно, будет повод прийти в гости, если снова отобьёшься от рук, — колко, но в то же время серьёзно сказал Станислав Алексеевич и тут же скрылся за дверью, закрыв её за собой.