Мгновение до безумия
Шрифт:
Дай мне не уснуть.
Приди ко мне ночью, холодным ветром,
И ускорь мой пульс,
Чтобы я снова глотал те таблетки.
Ночевать я отправилась домой. В первую очередь понимала, что мама и так волнуется за меня, во вторую — нужно было побыть наедине со своими мыслями. Ночь выдалась бессонной, закрыть глаза удалось только под утро. Уверена, если бы у меня ещё остались слёзы, я бы рыдала. Только вот во мне будто что-то перемкнуло, и теперь, вместо бессилия, истерии и агрессии, которые сменяли друг друга, появилась абсолютная апатия. Ощущать себя живым овощем такое себе
Я не могу сказать о чём я думала всю ночь: обо всем и не о чём одновременно. Мысли сменяли друг друга, но ничего путного из этого не выходило. Очередная каша. В один момент испоганить всю свою жизнь из-за какой-то глупой шутки? Почему бы и нет. Наверное, в этом вся я.
Единственное осталось неизменным — я продолжала бояться принять на себя ответственность и за ребёнка, и за избавление от него. Признаться честно, было жутко страшно.
Проснулась я также спонтанно, как и заснула. Всё же, боль в животе никуда не ушла. Решив принять утренний душ, я направилась в ванную. То, что произошло в следующие часы, снова перевернуло всё с ног на голову: начались критические дни. Кажется, я совершенно перестала понимать всё происходящее, но не скрою, что вздохнула с облегчением, списав всё на ошибку врача.
Холодные ветки машут в окно. Холодные ветки метро.
С неба, каплями ток. Чернила, листок…
Я снова люблю — мимо нот, по проводам в телефон
Тысячи слов. Я бы ответил, если бы мог…
В школу таки решила сходить: не хватало, чтобы испоганили аттестат перед выпуском. Ничего особого следующие три дня не происходило. Я пыталась вернуться к обычной жизни, которая было до Стаса, но давалось это нелегко, проще говоря — вообще никак.
Каждый уголок напоминал о нас. Особенно кабинет географии. Нового учителя не удалось найти так быстро, поэтому предмет у нас заменял преподаватель истории. Получалось у него так себе, если быть откровенной.
В один чудесный день, я вспомнила о странной просьбе Стаса: за неделю до расставания, он зачем-то попросил постирать его пиджак, который забыл на моих плечах, когда впервые провожал меня домой. Я быстро нашла его и, не раздумывая, вдохнула его запах. Его, конечно же, практически не было, но в моей голове он воссоздавался слишком отчетливо. Пока я его тискала, вероятно, из кармана, что-то выпало и звякнуло об деревянное покрытие пола. Отыскать вещь труда не составило.
Золотое колечко с утонченными камушками и гравировкой «Моя малышка». Ожидала ли я увидеть такое? Никогда. Я, не раздумывая, надела кольцо на безымянный палец правой руки и оно, на удивление, подошло. Без слёз, в этот вечер, не обошлось.
В среду, по пути домой, из терзающих мыслей меня вывел телефонный звонок.
— Да? — моё обычное приветствие, когда звонит незнакомый номер.
— Вероника Чайковская? — уточнил женский голос на другом конце.
— Допустим, — устало выдохнув, ответила. В последнее время, любое общение утомляло меня: апатия продолжалась, как бы я не пыталась с ней бороться.
— Деточка, что же ты так и не позвонила мне? — взволнованно защебетала она. — Это Галина Федоровна, гинеколог.
— Ах, да, здравствуйте, — поприветствовала
Я не врала, это явление было частым для меня, ещё до моего первого раза со Стасом. Именно поэтому я не обратила должного внимания на очередную задержку.
— Ой, милочка, что же вы, — опечалено выдохнула женщина. — Ничего я не ошиблась, это вы поздно спохватились. Жду вас на повторный осмотр, желательно прямо сейчас.
Ответить я ничего не успела, закончив фразу врач мгновенно положила трубку.
Ты будешь в каплях, что потащила на дно бы.
Мы катастрофа — нас двое, и по рукам, что не очень.
И в ночь теперь мы бок о бок, где не столкнёмся на воле,
Где атмосферы нам кроме, теперь ты — ветер, но тепло-холодный…
Сбитая с толку, я таки направилась в больницу. В любом случае, лечение для желудка мне по-прежнему требовалось. В этот раз я заметила, что кабинет гинеколога довольно уютный: отделанный в пастельных тонах и украшен множеством безделушек, которые создают чувство комфорта.
— Ещё раз здравствуйте, — протараторила я, присаживаясь на стул. — К чему такая срочность?
— Солнышко, неужели ты ничего не понимаешь? — с грустной улыбкой поинтересовалась Галина Федоровна.
— А что я должна понимать? — с интересом спросила я.
Женщина выглядела, действительно, расстроенной.
— У тебя выкидыш на раннем сроке, — вынесла вердикт она. — Впрочем, молоденькая, родить ещё сможешь, если, конечно, начнёшь за здоровьем следить.
— В смысле? — ощущение, будто я нахожусь в каком-то вакууме, через который не проходит информация, снова вернулось.
— В прямом, — опустив глаза, проговорила она. — Выкидыш произошёл только из-за того, что ты довела свой организм до такого ужасного состояния.
Всё, что происходило позже, было будто не со мной. Во всяком случае, я находилась где-то далеко от своего сознания. Врач отправил меня на какие-то процедуры, а после — выписал лечение.
Я снова отстранилась от общения с внешним миром и замкнулась в себе. Только с родителями вела себя так, будто иду на поправку: вскоре родится сестра, поэтому лишнее волнение маме противопоказано.
Дни сменялись один за одним: до выпуска оставалось две недели. Я каждый день ждала, что Стас всё-таки вернётся, но его не было. Я приняла для себя твёрдое решение: выпускной — последний день, когда во мне будет теплится надежда на его возвращение. Если нет, то пора начинать жизнь с чистого листа.
Месяц этой моральной каторги изменил что-то во мне. Ужасно осознавать, что твой ребёнок не родился из-за твоей безответственность. Сломало ли это меня? Однозначно — да. Только вот, с течением времени, я начала карабкаться вверх, осознала, что нужно быть сильнее. И, видимо, у меня это получилось.
Я начала под другим углом смотреть на всю свою жизнь и осознавать прошлую детскость своих поступков. Только вот насколько бы я не хотела стать сильнее, это слишком жестокий жизненный урок. Хорошо обдумывайте свои желания, иногда она осуществляются слишком прискорбными способами.