Мгновений кратких вдохновение
Шрифт:
прозрачным серебром.
И робкий свет свечи мерцал
в узорчатом окне,
скакали тени на снегу
в полночной тишине…
Я губ твоих привет немой
пытался угадать:
о чём ты в этот час ночной
хотела мне сказать?
О том, что в гости по ночам
не принято ходить?
И что о встречах никаких
не может речи быть?
А может быть, наоборот –
давно меня
хотя душевных тайн своих
открыть ты не могла…
Смотрел я молча на тебя
и думал об одном:
как много нужно мне сказать
пока мы здесь вдвоём!
Ведь этих нескольких минут
давно уже я ждал,
и встречи я с тобой уже
который день искал.
Но, как нарочно, нужных слов
никак не мог найти,
а, не сказав тебе всего,
не мог же я уйти!
И ты, должно быть, угадав,
зачем визит ночной
нанёс тебе я в этот час,
кивнула головой.
Открыла дверь, и я шагнул
с мороза, где в ночи
в окне твоём сейчас горел,
мерцая, свет свечи,
тебе навстречу.
И потом
в полночной тишине
сидели долго мы вдвоём,
и, как казалось мне
при свете робком, что свеча
роняла со стола, –
ещё прекраснее, чем днём
сейчас ты здесь была!
А всё, что я хотел сказать,
без слов ты поняла,
но всё молчала. Ну а я,
о краешек стола
рукой опёршись, в тишине
твой взгляд на миг поймал.
И он намного лучше слов
мне сразу всё сказал…
И эта ночь для нас с тобой
вдруг раз и навсегда,
всё в жизни круто изменив
на долгие года,
осталась в памяти как сон,
что снежною зимой
январским вечером одним
приснился нам с тобой…
Первый снег
Первый снег тихо лёг на дорогу,
что кружит среди голых берёз.
Ветер северный, злой и холодный,
что прошедшее лето унёс,
оборвал пожелтевшие листья –
словно сдёрнул небрежной рукой
обветшалое платье, что лето
принесло ненадолго с собой.
Сколько раз ты дарила нам, осень,
расстелив красно-жёлтый ковёр
из опавших разбросанных листьев,
что повсюду кружат до сих пор,
облака, что грибными дождями напоили тот лес за рекой,
где однажды волнушки с груздями
собирали мы вместе с тобой…
И туман, что с утра на рассвете
над рекою стелился дымком,
пеленою накрыв нас с тобою
над недавно остывшим костром.
А
в ожиданье зимы. И молчат,
среди веток попрятавшись, птицы,
и деревья уныло стоят,
растопырив корявые ветки,
словно пугала птичьи кругом,
разводя удивлённо руками:
«Вот те раз, ну и что же потом?»
А потом снегопады и вьюги
заметут первым снегом кругом
лес, и поле, и эту дорогу,
и метель будет петь за окном…
Белоснежные лягут сугробы,
и морозы ударят кругом,
заискрится серебряный иней
зимним ясным и солнечным днём.
И деревья, что сжавшись стыдливо,
вдоль дороги построились в ряд,
словно зимнюю шубу, наденут
белоснежный роскошный наряд.
Год за годом сменяют друг друга
лето, осень, зима и весна,
отшумит в полях зимняя вьюга,
и деревья проснутся от сна.
Ветви к солнцу протянут, как руки, и покроются первой листвой,
оживая под солнцем весенним
вместе с первой травой луговой.
«Ну а как же ещё? – шепчут листья,
шелестя на осеннем ветру. –
Как любой человек засыпает
по ночам, и встаёт поутру,
всё кругом умирает на время,
обездолено стужею злой,
но лишь только растают сугробы,
оживает весенней порой.
А природы венец, да к тому же
наделённый бессмертной душой,
разве может исчезнуть бесследно,
словно снег, что растаял весной?
Разве семя, что брошено в землю
среди осени чьей-то рукой,
по весне не даёт новых всходов,
прорастая зелёной травой?»
Зимний сон пролетит незаметно,
как проходит мгновенье одно,
и, под солнцем весенним согрето,
оживёт майским утром оно.
Первый снег тихо лёг на дорогу,
и кружатся метели кругом.
Пролетела волшебница-осень –
словно клин журавлей за окном…
На стихотворение А. С. Пушкина
«Как ныне сбирается вещий Олег
отмстить неразумным хазарам…» –
писал Александр Сергеич, и он
тот казус припомнил недаром.
В российской истории нашей подчас
такие моменты бывали,
что их летописцы на все времена
в скрижали свои записали.
Теперь мы гадаем: а что же тогда
там было на самом-то деле?
И что в этих древних своих письменах
сказать наши предки хотели?
К примеру, собрались однажды мужи,