Мгновения вечности
Шрифт:
«Иное желание у вас возникнуть не может, — согласился я. — Но я решил поступить так по особой причине. Неужели вы думаете, что Иисус носил с собой такие карточки? Вы искуснее Иисуса. Он был необразованным, не знал даже древнееврейский язык. Он знал лишь местный арамейский диалект, на котором разговаривали лишь ремесленники, бедняки. Образованные, культурные и богатые люди разговаривали на древнееврейском языке. Арамейский диалект не был предназначен для образованных и богатых. Иисус не мог носить с собой карточки, потому что не умел писать, но в его словах есть огонь. Ваши слова подобны, но в них нет огня. Они исходят не из сердца, а из трупа. Вы действуете как компьютер.
Но я знаю много квакеров. На своих собраниях они сидят в тишине. Я был на их встречах. «Признайтесь, — говорил я. — Что вы делаете, когда молчали?» И они всякий раз отвечали мне: «Мы думали, размышляли о тишине, пытались быть безмолвными, старались изо всех сил».
Да, они и в самом деле ничего не говорили. Но если вы полагаете, что безмолвствуете, если просто ничего не говорите, значит, вы болван.
Безмолвие это глубокое переживание, в котором исчезают мысли и эмоции. Если вы достигли этой тишины, то не назовете себя даже квакером. Вы не подпишетесь ни под одной теологией. Вам не нужна никакая теология. Вы нашли в себе исток истины.
Однажды христианин-квакер гости у меня. Джайны считают себя самыми активными сторонниками вегетарианства в мире. Я разочарую их. Раньше я и сам считал именно джайнов самыми последовательными вегетарианцами. Я спросил этого квакера-миссионера: «Вы пьете молоко, кофе, чай?»
«Молоко? — ужаснулся квакер. — Неужели вы пьете молоко?»
У него был ошарашенный вид, я даже глазам своим не поверил. «Почему мне нельзя пить молоко?» — спросил я.
«Потому что нельзя ни в коем случае! — закричал он. — Это животный продукт. А мы, квакеры, не едим животные продукты. Это же невегетарианская еда! Не важно, пьете вы кровь или молоко, все равно эти жидкости извлекают из тела животного».
В его словах есть своя логика. Сейчас в Индии все вегетарианцы считают молоко самой чистой, саттвической едой, чистейшей и духовнейшей пищей. Некоторые святые известны только потому, что питаются только молоком. Они ничего не едят. И им поэтому поклоняются, ведь их жертва велика. Согласно квакерам, эти святые на самом деле грешники, которые попадут в ад.
В Индии была выстроена церковь для британцев. Она уже много лет закрыта, потому что после того как в нашей стране перестали действовать британские законы, все иностранцы уехали. Архиепископ Англии, который жил во многих тысячах миль от этой джабалпурской церкви, был ее владельцем.
У меня было несколько приятелей-христиан. Я сказал им: «Эта прекрасная церковь все время закрыта».
«Ее прихожане уехали, — объяснили они. — Ближайший приход находится в Нагпуре. Только у епископа Нагпура есть ключи от этой церкви. А вообще-то, ее владелец архиепископ Англии».
«Болваны, сбейте замок, — сказал я. — Он уже десять лет как сгнил изнутри. Приберитесь в церкви и используйте ее».
Людей воодушевила моя идея. Эта церковь оказалась поистине прекрасной, рядом с ней был разбит большой сад, но он превратился в джунгли, ведь о нем никто не заботился. Люди сбили замок. Они попросили меня объявить об открытии церкви. Я заявил о своей полной готовности и сделал объявление.
Через несколько дней до епископа Нагпура дошли слухи о том, что творится в его церкви. Он позвонил архиепископу Англии. «Несколько христиан сломали замок и вошли в наше здание, — сказал он. — Каждое воскресенье они устраивают там службу».
Разумеется, архиепископ Англии рассердился и велел епископу Нагпура обратиться в полицию.
Против нас возбудили уголовное дело. Меня сочли виновным,
«Я не христианин, — заметил я. — Но я вижу, что как пустеет прекрасный храм, предназначенный для поклонения, молитв. Иисус Христос все еще висит на кресте, но никто не приходит к нему. Наверно, ему скучно».
«Да, я призывал людей оживить церковь, — согласился я. — Она умирает. А оживить церковь не значит совершить преступление. Ее двери держали запертыми перед кем? На самом деле, в церквах и храмах вообще не должно быть дверей, чтобы круглые сутки они были доступны всем людям, желающим помолиться. Это обитель безмолвия».
Мой адвокат был на грани нервного срыва, когда я заявил, что суд должен вынести постановление о привлечении к ответственности архиепископа Англии и разрешить прихожанам молиться в церкви. «По-своему вы правы, — сказал судья. — Но ваши действия противоречат законодательству. Это здание принадлежит английской церкви. Любой человек, вторгнувшийся в нее, нарушает закон».
«В таком случае я готов понести наказание, отбыть тюремный срок, — заявил я. — Но помните, что вы поступаете неправильно. Вы не делаете различия между местом поклонения и обычным домом. Храмом никто не может владеть. Он принадлежит тем людям, которые готовы совершать в нем службы. Скажите первосвященникам Нагпура и Англии, что они либо должны приехать сюда и привезти с собой прихожан, чтобы церковь ожила, либо перестать беспокоиться. Десять лет они были совершенно довольны. А тем временем церковь пылилась и разрушалась».
«Я далек от христианства, — еще раз напомнил я. — Мене эта церковь ни к чему, мне просто по-человечески далеко людей. Я знаю их, вот и сказал им, что церковь принадлежит им, если они хотят совершать в ней службы. Я взял на себя всю ответственность, они ни в чем не виноваты. Они просто отозвались на мой призыв».
Воцарилась тишина. Адвокат, представлявший епископа Нагпура, не знал, что сказать. Судья заявил мне, что с точки зрения буквы закона я не прав, но зато прав в духовном отношении. «Я не хочу наказывать вас, — признался он. — Но я прошу вас впредь ничего такого не делать».
«Я с вами не соглашусь, — уперся я. — Всю жизнь я буду поступать именно так, потому что не обращаю внимание на законы людей. Меня волнует духовная область, сама реальность. А рукотворные законы все время меняются».
Но христиане, которые поддались моему призыву и открыли церковь, испугались. Епископ Нагпура повесил другой большой замок. Я прожил в Джабалпуре двадцать лет. Когда я уезжал из этого города, от церкви остались одни руины, ее крыша провалилась. И все из-за закона.
Почему я должен бояться или чувствовать вину? Я готов принять любые последствия своих поступков. Вот уже тридцать лет я езжу по Индии и иногда сталкиваюсь с агрессивно настроенными толпами, которые порой насчитывают пятнадцать тысяч человек, и все они излучают враждебность. Но я никогда не чувствовал вину, потому что всегда все делаю от сердца и с полной осознанностью. Я вижу, что слушающие меня люди, даже если они пришли с враждебной предубежденностью, постепенно успокаиваются. В конце концов, когда я уходил, многие прослезились.