Мхитар Спарапет
Шрифт:
Вслед за войском въехал в ущелье и паша. Им снова овладел непривычный страх. Однако паша успокоился, увидев своих бесчисленных воинов, энергично продвигающихся вперед. Шли тесными, беспорядочными рядами, наступая друг другу на пятки, дыша друг другу в спину. Кони упирались своими мордами в спины идущих впереди воинов. Вскоре вся армия вошла в ущелье.
Передовые части турецкой армии уже достигли конца ущелья, а хвост только оторвался от входа, когда вдруг раздался ужасающий грохот. Словно в ясном небе разразилась гроза. С поднебесной высоты по склону ущелья,
Сари Мустафа паша содрогнулся. Конь в испуге взметнулся, стал на дыбы и налетел на круп коня знаменосца. Синий лоскут неба потемнел.
— Беда!.. — исступленно крикнул ехавший рядом Мурад-Аслан.
— Землетрясение! — заорал паша.
— Мир рушится… Аллах…
Потерявшие головы люди не понимали, что происходит. Беспрерывным потоком летевшие камни сбивали с ног, уничтожали сбесившихся от страха верблюдов, испуганных коней, растерявшихся от ужаса людей. Многие падали в реку.
— Шайтан!.. Шайтан!.. — кричал мулла с козлиной бородой, прокладывая саблей себе путь к выходу из ущелья.
— Аллах… аллах…
Турки были уверены, что это землетрясение. Между тем на верхнем, отвесном крае ущелья закрытые облаком пыли воины Мхитара вытаскивали деревянные колья, вырывали сдерживающие каменные кучи столбы, и повторялось ужасное… Большие и мелкие груды камней, рассыпаясь, с оглушающим грохотом летели в ущелье. От этого грохота, потрясающего горный край, невольно содрогались сами устроившие эту жестокую западню армяне.
— Быстрей, братцы! — перепрыгивая от одной груды камней к другой, подбадривали своих воинов сотники.
Охваченная паникой армия паши обратилась в бегство. Те, кому удавалось спастись от града камней, устремлялись к выходу из ущелья. Обезумевшая толпа подхватила с собой Сари Мустафа пашу и вынесла его, как щепку, к выходу. Один из камней ударил по голове коня паши и свалил его и седока наземь. Мурад-Аслан и турецкий онбаши [66] с трудом вытащили пашу из-под людских и конских ног. С непокрытой головой, в изорванной одежде и с окровавленным лицом, паша бежал вместе со всеми. Мурад-Аслан крепко держал его за руку.
66
Онбаши — десятник (тюркск.).
Армия паши была разгромлена. Немногим удалось выбраться из ущелья. Паша обеими руками ударил себя по непокрытой голове и воскликнул в отчаянии:
— Армия моя погибла, армия!..
— Не терзай себя, — сильно тряхнув его, сказал Мурад-Аслан. — Благодари аллаха, что сам остался цел. Следуй за мной, торопись, не то вот-вот настигнут армяне… Гляди, они спешат отрезать нам путь.
— Здесь есть армянское войско?! — закричал паша.
— А как же. Этот твой дурак мулла — слепец: не заметил засады, устроенной армянами. Ах, аллах!
— Дьявольская страна, провались она в преисподнюю! — воскликнул Сари Мустафа паша и побежал за Мурад-Асланом.
В
Выполняя приказ Мхитара, Товма во главе своей конницы отрезал путь вырвавшимся из ущелья войскам паши и начал беспощадно рубить их. Бежавшие от каменного града напуганные воины, многие из которых потеряли своих лошадей и оружие, попали в еще большую беду. Вскоре к ним в тыл спустился и спарапет Мхитар с конным полком Дзагедзора и тоже начал громить турок.
«Что скажет Давид-Бек, узнав об этой победе?» — подумал преисполненный радости Мхитар, с небольшого холма оглядывая неравный бой на поляне, недалеко от ущелья. В эту минуту он бы хотел, чтобы Бек своими глазами увидел эту победу, увидел бы, как он выполняет свой долг перед страной и народом.
К вечеру все кончилось.
Товма бросил под ноги спарапета сноп разорванных знамен турецких полков.
— Сари Мустафа паша удрал, мой спарапет. Мы преследовали его, однако он исчез с одним телохранителем. Взяли много пленных. А захваченному оружию нет числа.
Мхитар смотрел на спокойное, уверенное и счастливое лицо Товмы, которое бывает у людей, наслаждающихся щедрыми дарами судьбы.
— Молодцы, — сказал он, глядя вдаль. — Добычу перевезите в село Каринтак. Оружие сдайте на хранение старшине, а остальное добро раздайте войску.
Товма свистнул, и его люди приволокли турецкого воина с веревкой на шее. Это был мулла с козлиной бородой.
— Сопротивлялся, собака! — гневно воскликнул Товма. — Нашли его в лисьей норе, без оружия. Когда я вытаскивал его, укусил мне руку. — Он с отвращением посмотрел на муллу. Тот был без чалмы, босой, с обнаженной грудью, в изорванных штанах. На лице подтеки. Колено было ободрано, кровь высохла на волосатых голенях. Но и в таком жалком виде мулла был вызывающе дерзок. Его серые глаза были полны ненависти.
— Ну, получили? — процедил спарапет. — Надеюсь, теперь забудете дорогу в нашу страну.
— Забыть! — злобно произнес мулла. — Только привыкаем к этой дороге. Не думай, что, выиграв и это сражение, ты запугал нас, сераскяр, гяуров, — у Абдулла паши еще сто тысяч воинов в вашей стране.
— Их ожидает такая же судьба, — спокойно ответил Мхитар. — Чего лезете своими мордами в огонь? Почему пришли в страну, которая не принадлежит вам, ничем не угрожает и не причинила никакого зла султану?
Мулла скривил окровавленный рот, вырвал еле державшийся зуб, бросил в сторону и заговорил быстро:
— Я раб пророка и должен отдать свою кровь его священному огню. Рабу не дано постигнуть пророчества аллаха. Но могу ответить тебе, армянский сераскяр, потому что ты показал пример храбрости и мужества. Да будет тебе известно, что все страны в мире принадлежат наместнику Магомета на земле — султану. И он снова пойдет на вас. И знай еще: мы идем на гяуров-урусов и должны покорить все страны, лежащие на этом нашем пути. Вы непокорный народ, мешаете нам. Вы приковали к себе гнев султана и обрекли ваши тела и души на гибель. Вы помогаете гяурам-урусам, и потому наш пророк разгневан на вас. И разрешил уничтожить вас.