Мхитар Спарапет
Шрифт:
— Играйте, братья гусаны, — сказала она, бросив озорной взгляд на музыкантов. — Я хочу танцевать, хочу забыть навеки, забыть его… весь мир, мое горе… надвигающуюся опасность.
Ритмы стремительного танца заполнили зал. Гоар встряхнула головой и, выпрямившись, пошла удивлять своей неистовой пляской присутствующих. Из-под ее короткого кафтана временами сверкали позолоченные ножны кинжала. Она бурно веселилась, восторгая именитых женщин Агулиса.
А ночь между тем уже окутала ущелье Аракса.
Гоар
— Твое имя стало любимо в нашей стране, госпожа Гоар. По просьбе нашего Верховного властителя я пришел написать твой портрет. Надеюсь на благосклонность…
Чувство гордости охватило Гоар, но она старалась не показать своего волнения.
— Ты говоришь, по велению Мхитара? — спросила она.
— Да, — ответил художник. — Я с радостью выполню просьбу нашего повелителя. Тем более что она справедлива. Ты достойна этого.
Желание Мхитара было неожиданным. «Не забыл, значит, любит, — подумала Гоар, — может, так же горячо, как раньше. Хочет иметь при себе мой портрет. Пускай будет, как желает он».
Она грустно вздохнула.
— Неужели я достойна твоей кисти, Нагаш Акоп? В нашей стране много знатных женщин и княгинь, а я жена простого сотника и вряд ли буду в состоянии вознаградить тебя за твою большую работу.
— Позволь возразить тебе, милая Гоар, — очарованный ее искрящимися глазами и волевым лицом, ответил Нагаш. — Не только повеление Верховного властителя привело меня сюда. Ты совершила то, что мало кому удается в нашей стране. Твоя заслуга огромна перед народом. Ты преданный воин родины, и это вдохновляет меня. Человек славен своими делами, будь он рамиком, царем, мужчиной или женщиной. Я хочу написать твой портрет для будущих поколений, чтобы видели армянские девушки и женщины тот огонь любви к отчизне, которого так много в сердце твоем, отданном народу.
«Или Мхитару?» — проглатывая давящий горло комок, подумала Гоар. Ее утешало и безмерно радовало то, что Мхитар хочет именно ее портрет оставить «будущим поколениям». И снова нахлынули воспоминания. Между тем Нагаш Акоп, открыв кожаную суму и разложив краски, готовился приступить к работе. Гоар рассеянным взглядом следила за его движениями.
— Я согласна, — наконец улыбнулась она, обратившись к художнику.
С этого дня Нагаш Акоп начал писать ее портрет.
Никогда еще в Джраберде не собиралось столько народа и войска.
Неделю назад сюда приехали Верховный властитель Мхитар и тысяцкий Тэр-Аветис. После избрания Верховным властителем Мхитар впервые посещал северные гавары Армении. Он решил побывать в Гулистане, Джраберде
Услышав о его прибытии в Джраберд, из окрестных сел и крепостей спешили туда толпы крестьян со своими жалобами, недовольством и просьбами.
После обильного дождя небо еще было покрыто черными тучами, и казалось, что оно своими краями упирается в вершины гор. Еще задолго до рассвета жалобщики столпились на тесной площади Гандзасара. Телохранители Мхитара охраняли порядок, успокаивали людей.
— Потерпите, сельчане. Придет Верховный властитель, выслушает ваши жалобы и всех справедливо рассудит, — говорили они.
К рассвету все переулки, крыши соседних с площадью домов были заполнены крестьянами и войском. Глашатай, забираясь на крышу то одного, то другого дома, зычным голосом звал:
— Соберись на площади, народ армянский! Есть дело, важное дело, со-берись.
— Снова война? — с беспокойством спрашивали крестьяне.
— От турецкого сераскяра прибыл посол, — отвечал им глашатай.
— Прямо к нам, в Джраберд?
— Нет, он приехал в Алидзор, но оттуда привезли его к Верховному властителю.
— Эге! И зачем он приехал!
Со стороны меликского дома послышались звуки труб и показалось знамя Армянского Собрания. Мхитар в сопровождении князя Ованес-Авана, меликов и военачальников прибыл на площадь и, поднявшись на кровлю низенького дома, тепло приветствовал войско и народ. Он был в хорошем настроении и казался выше ростом и величавее. Справа от него стал Тэр-Аветис, мрачный, озабоченный, слева — князь Ованес-Аван, с длинными усами и широкой выпяченной грудью. Затем, в порядке старшинства, стали все прибывшие в Джраберд мелики.
— Слушайте меня, джрабердцы, — подняв руку, твердым голосом крикнул Мхитар. — Сейчас мы выслушаем посла Кёпурлу Абдулла паши.
Раздались медные звуки труб. Сотник Есаи, который привез посла из Алидзора в Джраберд, сделал знак туркам, чтобы они поднялись на кровлю. Послы были в широких темно-красных штанах с нашитыми сзади кожаными латками, в ярких атласных кафтанах с короткими рукавами, расшитыми красными полумесяцами. Головы были покрыты плоскими фесками с торчащими на них бычьими хвостами. Выбритые и смазанные маслом круглые лица турок блестели.
Посол, отвесив Верховному властителю легкий поклон, гордо застыл с пренебрежительной улыбкой на толстых губах.
— Ого!.. Видать, петух с большой навозной кучи, — достаточно громко поделился своим впечатлением какой-то крестьянин.
— А шея-то, что жернов. Хи-хи!..
— Ну, говори, с чем пришел. Вот народ, который ответит тебе, — сказал Мхитар послу, широким жестом показывая на заполнивших площадь людей.
Прибывший с послом переводчик сделал шаг вперед и, переломившись надвое, перевел слова Верховного властителя. Посол бросил хмурый взгляд на запруженную площадь.