Мхитар Спарапет
Шрифт:
— Тише, — предостерег Тэр-Аветис, пусть только немногие знают о моем приезде в Ереван.
Паронтэр повел гостей узким коридором. В лицо всем пахнуло вином, всякими соленьями, рыбой. Навстречу вышла молодая женщина. Увидев чужих, она тут же исчезла.
Хозяин растворил одну из дверей и пригласил войти.
Зажгли свечи. В доме все вдруг пришло в движение. Бегали женщины, суетились слуги…
Паронтэр велел позвать своих младших братьев. Через минуту они вошли, почтительно поприветствовали прибывшего издалека гостя. И всё смотрели на знаменитого тысяцкого,
Хундибекян разослал братьев пригласить всех знатных людей города. При этом наказал не говорить, зачем созывают.
Комната была богато убрана. Вдоль стен стояли покрытые коврами тахты, заваленные расшитыми золотом большими и маленькими подушками. На полу, поверх белого толстого войлока, тоже лежали ковры. Они поглощали шум шагов входящих и выходящих людей. На каждой из четырех стен сверкали бронзой семисвечовые канделябры с большими белыми свечами. На невысоком круглом столике посреди комнаты высился серебряный графин с позолоченными чарочками вокруг. На подоконниках стояли вазы с апельсинами и розами.
На одной из подушек возлежал пушистый ванский кот. Завидев хозяина, он замурлыкал, встал, потянулся и прыгнул ему на плечо.
— Нашел время, негодник! — не без ласки сказал Ованес Хундибекян и, сняв кота с плеча, погладил его лоснящуюся спину.
— Чудесный кот! — восхитился Тэр-Аветис.
— Мои предки когда-то вывезли его праотца из Вана. С тех пор эта порода в нашем доме не переводится.
Подали ужин. Хозяин пригласил гостя и монаха к круглому столу. У Тэр-Аветиса, что называется, слюнки потекли, когда на столе появился кололак. Потом подали жареных цыплят, плов. Ели с отменным аппетитом. Тэр-Аветиса удивляло, почему нет напитков. Но спросить не решился, хотя очень было бы кстати запить все эти яства золотистым вином.
Наконец внесли и напитки, только после того как наелись досыта. Монах пить отказался. Паронтэр пригубил чарку и отставил. Тэр-Аветис утолил свою жажду лишь после третьей чары и сказал, вставая:
— Да будет благословенным твой дом, брат Ованес, благодарю за угощение.
На дворе было уже темно, когда в комнате наконец собрались все наиболее значительные люди Еревана. Приходили в одиночку. У порога снимали обувь, в знак приветствия прикладывали руки к груди, поочередно обходили хозяина дома и его гостей и затем усаживались по старшинству. Тэр-Аветис внимательно всматривался в каждого и ответно приветствовал кивком головы. Ованес Хундибекян, представляя тысяцкому прибывающих, находил для всех добрую похвалу.
Вскоре собрались все именитые армяне города, молодой мелик Погос Кичибекян из квартала Еркуерес, старейшины квартала Цирани — красильщик Карчик Ованес и кожевник Давид Мирзеджанян, сын Мариам — атлет Тутик и еще несколько человек.
Расселись. Проведший чуть ли не всю жизнь в седле, Тэр-Аветис никак не мог, подобно всем, сидеть скрестив ноги. Он протянул их и привалился на локоть. Карчик Ованес пренебрежительно ухмыльнулся: мол, что же это за человек, если и сидеть-то не может, как люди. Но едва узнал, что незнакомец в бедном облачении сельского священника — тысяцкий Давид-Бека
Ереванцы ждали с нетерпением, когда заговорит гость. Хотелось знать, что привело его. Добрая весть или злая — о том, что над армянским небом вот-вот нависнет новая беда. По лицу тысяцкого нельзя было ни о чем догадаться. Даже вездесущим циранитакцам не удалось бы ничего узнать.
Наконец, когда слуга крепко запер дверь, Тэр-Аветис поднял голову.
— Братья-ереванцы, — начал он, — я привез вам привет от Верховного властителя воинства Сюника и Арцаха Давид-Бека.
— Пусть здравствует приславший привет! — перебивая друг друга, ответили ереванцы.
— Я привез вам также и послание Давид-Бека, — продолжал Тэр-Аветис. — То, что вы сейчас услышите, должно остаться в глубочайшей тайне, пока по воле господней не исполнится желаемое. — Голос у Тэр-Аветиса звучал повелительно. Слова с его уст падали с тяжестью свинца. — Вы знаете о том, что наш Большой Сюник и Арцах волею и силой своего народа сбросили иго персидских шахов. Вот уже три года живем мы свободно и независимо.
— Дай вам бог еще большей мощи! — воскликнул монах Григор. — Вы зажгли потухший очаг, вселили надежду в сердца погруженных в дрему армян.
— Это так, — подтвердил Ованес Хундибекян. — Наши горожане клянутся вашим именем. Персиянин Мирали из страха перед вами смягчился и говорит с нами почтительно.
— Давид-Бек давно изгнал бы из Еревана этого Мирали, если бы обстоятельства хоть немного благоприятствовали нам, — сказал тысяцкий.
— Мы очень ждем! — воскликнул Карчик Ованес. — Наши взоры обращены к вам. Ереванцы во всеоружии.
— Пусть Давид-Бек только покажется в наших краях, и не успеет он и чарки далминского вина испить, как мы повесим Мирали на крепостной башне! — заверил Погос Кичибекян, оглядывая всех своих.
— Знаю, знаю, — сказал Тэр-Аветис. — Мы придем. И царь Петр не оставит армян в одиночестве. В этом году ему не удалось прийти к нам на помощь. Подождем следующего года. Он держит с нами связь. И войско оставил в Баку изрядное.
— И мы получили от него обнадеживающее послание, — поспешили сообщить ереванцы. — Теперь вот ждем вас, и русских тоже.
— Если бы к Еревану подошел хотя бы один русский полк, мы в тот же день вздернули бы Мирали на главной крепостной башне.
— Веревка для виселицы навощена.
— У нас в окрестных селах около десяти тысяч вооруженных людей, — вставил Ованес Хундибекян. — Хан Мирали знает об этом и потому от страха забился в щель. Нет недостатка в порохе и пулях. Все готово, ждем только Давид-Бека, чтобы тотчас повернуть против хана.
— Это так! Верно! — подтвердили и остальные.
— Но, братья, — чуть понизив голос, сказал Тэр-Аветис, — оружие, которое вы приготовили для борьбы с персиянами, теперь придется направить против другого врага. Вы знаете, что турки заняли Тифлис? Султан привел в Эрзерум стопятидесятитысячную армию. Не сегодня-завтра он пойдет на нас…