МИ (Цикл)

Гудкайнд Терри

– Генерал Куно? – Магда напряглась. – Правая рука императора?

Исидора кивнула.

– Сам император Сулакан отправил Куно на север через мой город.

Магда сделала глубокий вдох, затем выдохнула. От Бараха она знала, что генерал Куно беспощаден. Он сеет страх в сердцах всех, кто попадается ему на пути.

Император Сулакан хотел подчинить весь мир одной власти, власти Древнего мира. Он хотел, чтобы все поклонялись ему как императору всех земель. Магда также знала, что начало войны было стремительным и яростным. Судя по всему, война началась

как раз на родине Исидоры.

Генерал Куно собрал всех на городской площади, – продолжила Исидора, – и объявил, что настало новое время и мировой порядок скоро изменится, но гранденгартцы – избранные, им позволено присоединиться к делу Древнего мира и стать подданными императора Сулакана. Он сказал мужчинам, что они могут сделать за свои семьи выбор – остаться частью Нового мира или присоединиться к империи Сулакана. И попросил сначала поднять руки тех, кто хочет перейти на сторону императора, а после тех, кто решил отказаться.

Вспомните, война тогда еще не началась, и большинство пока не понимало, как опасно выступать против императора Сулакана. Именно в тот день мир и узнал об этой опасности.

Воины генерала Куно внимательно следили, кто как голосовал, а потом разделили горожан. Те, кто решил покориться императору Сулакану, оказались на одной стороне площади, те, кто не захотел – на другой. Тогда среди людей вспыхнула паника. Воины хватали всякого, кто пытался сбежать, и удерживали обе толпы силой оружия. Нескольких пытавшихся удрать жестоко изрубили на куски у всех на глазах, чтобы отбить у остальных охоту следовать их примеру.

Тех, кто голосовал против подчинения императору, воины погнали рыть ямы вдоль дороги в Гранденгарт. Потом их заставили устанавливать столбы из бревен, которыми торговали горожане.

Для полной острастки большинство голосовавших против и их семьи подвесили за запястья к этим столбам. В живых оставили лишь немногих стариков из их числа – и заставили смотреть, как воины генерала Куно идут по обочинам дороги вдоль этих столбов и секут подвешенных к ним запуганных людей. С одних сдирали полосы кожи, обнажая мышцы и ребра. Другим пронзали ноги или животы, но не добивали, оставляя, к их ужасу, беспомощно мучиться.

Остальных горожан, решивших перейти на сторону императора Сулакана и увидевших, как поступили с их друзьями и соседями, угнали в рабство на юг.

Нескольких стариков – тех, кого заставили все это наблюдать, – отпустили. Они разбежались, разнося повсюду ужасные вести, сея в других городах панический страх перед наступающими войсками генерала Куно, чтобы никто не смел противиться воле императора Сулакана.

Когда я вернулась туда – на следующий день после ухода войск Куно, – по обе стороны дороги в Гранденгарт стояли ряды столбов и на каждом висела жертва. Мужчины, женщины, дети – со всеми обошлись одинаково жестоко. Там было более полутора тысяч столбов, и на каждом висел человек – одинокий в своих мучениях, но достаточно близко от соседей, друзей и родственников, чтобы видеть их страдания и смерть.

Матери, видя, как их дети кричат от ужаса и боли, винили мужей

в том, что те голосовали против присоединения к Древнему миру. Мужьям же из-за решения, которое они приняли, пришлось столкнуться со смертельной ненавистью своих жен и видеть невообразимые страдания детей.

В конце дороги, там, где кончались эти столбы, в неподвижном воздухе высоко поднимался в голубое небо дым от тлеющих руин города. Ни одного целого здания не осталось. Воины Куно сожгли все дотла.

Собаки и койоты, набрасываясь на подвергнутых истязаниям, вгрызались в плоть, отрывая куски. В основном они терзали уже мертвых. Я разогнала их искрящимися огненными вспышками. Стаи птиц слетелись на пир. Я воспользовалась громовыми воздушными стрелами и разогнала почти всех.

На ярком солнце обнажившиеся ребра жертв резко выделялись белыми пятнами среди остатков красного мяса. Многие кости уже были обглоданы дочиста. Большинство людей были мертвы, их животы разорваны; падальщики могли добраться до внутренностей. Из-за пролитой крови и прочих телесных жидкостей смрад стоял ужасный.

Хотя за ночь умерли многие, немало жертв – наверное, каждый четвертый – были еще живы. Большинство давно потеряли голос от криков. Но они стонали, плакали и шептали молитвы, которые оставались без ответа.

Я шла по дороге между столбами, а те, в ком еще теплилась жизнь, смотрели на меня в надежде на то, что я, их верная колдунья, смогу чем-то помочь. Некоторые из последних сил взывали о помощи.

Черные как ночь вороны сидели на столбах и с опаской наблюдали, как я прохожу по дороге, ожидая, когда я проследую мимо, чтобы продолжить пиршество. Некоторые громко каркали, надеясь отогнать меня от добычи, которую уже считали своей.

Исидора повернула голову чуть в сторону, будто вглядывалась куда-то мысленным взором. Дышала она с трудом, прерывисто.

– Что вы сделали для тех висящих на столбах, кто был еще жив? – наконец спросила Магда. – Удалось чем-то помочь? Вы смогли с помощью своего дара спасти хоть кого-то?

Исидора сидела неподвижно, уставившись слепыми глазницами в никуда, воскрешая в памяти картины того ужасного дня.

– Исцелить их было невозможно, – наконец прошептала она. – Те, кто еще был жив, из последних сил умоляли меня избавить их от невыносимой боли. Просили о смерти.

– Вы не могли исцелить никого из них?

– Все, кроме одного, давно были за гранью исцеления; даже гораздо более одаренные волшебники не вернули бы их к жизни. Я ничего не могла сделать для их спасения. Ничего.

Магда наклонила к ней голову.

– И что же вы сделали?

Исидора наугад повернулась к Магде.

– Все, что я могла, – это избавить их от предсмертных мучений, облегчить их душам последнее путешествие в мир духов. Торопливо пройдя вдоль дороги, я сначала использовала вспышки моей силы, хлестнула, чтобы разорвать веревки, удерживавшие их на столбах. Вися в таком положении, трудно дышать. Многие уже умерли от удушья. Когда я разрывала веревки, все они, один за другим, падали на землю.