МИ (Цикл)
Шрифт:
Кэлен всегда ощущала к волкам некоторую неприязнь, но никогда не причиняла им зла, а после того, как Ричард рассказал ей, что волки живут семьями, стала относиться к ним с большей симпатией. Она была против того, чтобы ради ее комфорта братья убивали этих животных, но они настаивали, и в конце концов Кэлен сдалась. Когда братья снимали шкуру, ее едва не стошнило при виде груды костей и мяса, совсем недавно бывшей красивым и сильным зверем. Кэлен не могла не вспомнить Брофи, человека, которого она коснулась своей властью, чтобы доказать его невиновность. Джиллер, волшебник Кэлен, превратил Брофи в волка, чтобы он мог освободиться от
Ей пришлось видеть столько убийств! От этой мысли Кэлен едва не заплакала. Неужели это никогда не кончится! Но по крайней мере Приндин с Тоссидином не радуются и не гордятся тем, что убили великолепного зверя; они даже помолились добрым духам за своего «брата волка», как они выражались.
— Нам не следовало бы этого делать, — проворчал Чандален. Он стоял у нее за спиной, опираясь на копье, но Кэлен не обернулась. Она не могла оторвать взгляда от спокойного города внизу. Слишком спокойного. Голос Чандалена был не таким резким, как обычно, и выдавал благоговение, охватившее воина при виде такого большого города, как Эбиниссия.
Он никогда еще не уходил так далеко от границ владений своего племени, никогда не видел столько домов, да еще такого размера. Когда он впервые осознал их величину, его карие глаза раскрылись в немом изумлении, а острый язык на время утратил свою остроту. Для охотника, прожившего всю жизнь в крохотной деревушке посреди бескрайних равнин, город должен был представляться творением магии, а не рук человеческих.
Кэлен было отчасти жаль его и двух братьев, чьи наивные представления о внешнем мире подверглись серьезному испытанию. Впрочем, прежде чем путь их окончится, их ждет еще много не слишком приятных открытий.
— Чандален, я потратила уйму сил, чтобы научить вас своему языку. Там, куда мы направляемся, все говорят только на нем. Я учила вас исключительно для вашего же блага, чтобы вы могли чувствовать себя в безопасности в чужих краях. Ты волен считать, что я делаю это из вредности, но в любом случае изволь говорить со мной только на том языке, которому я вас учила.
Голос Чандалена стал жестче, но благоговение, вызванное видом огромного города, в нем сохранялось. Возможно, это было не только благоговение, а чувство, которого прежде Кэлену Чандалена не замечала: страх.
— Я веду тебя в Эйдиндрил, а не в это место. Здесь мы только напрасно потратим время.
Судя по тону, он не сомневался, что «это место» может быть только средоточием зла.
Прищурившись от солнечных бликов на белом снегу, Кэлен увидела далеко внизу две человеческие фигурки. Приндин и Тоссидин поднимались по склону.
— Я — Мать-Исповедница. Мой долг — защищать все народы Срединных Земель, так же, как я защищаю Племя Тины.
— Моему племени от тебя одни неприятности, — скорее по привычке, чем с искренним возмущением возразил Чандален.
— Хватит уже, Чандален, — устало ответила Кэлен.
К счастью, он не стал настаивать и обратил свой гнев на другое.
— Эти глупцы, похоже, забыли, чему я их учил, — раздраженно сказал он, имея в виду Приндина и Тоссидина. — Будь они младше, непременно заслужили бы порку. Любой может увидеть, как они поднимаются. Да и нам не мешало бы уйти с открытого места.
Кэлен позволила ему увести себя под прикрытие деревьев —
— Лучше бы нам поскорее уйти отсюда, — снова завел он старую песню.
Кэлен выпростала руку из-под накидки и поправила упавшую на лицо прядь.
— Мой долг — выяснить, что там случилось.
— Ты говорила, что твой долг — идти в Эйдиндрил, как просил Ричард-с-Характером.
Не отвечая, Кэлен отвернулась и отошла подальше в глубь леса. Разлука с Ричардом была для нее невыносима. Стоило закрыть глаза, и она видела его лицо, а в ушах звучал голос, обвиняющий ее в предательстве. При мысли о том, что она натворила, ей хотелось упасть на колени и кричать, не переставая, в надежде, что это уменьшит страдания.
Но что еще ей оставалось делать? Если Ричард — единственный, кто может замкнуть завесу, а ошейник — единственное, что может спасти его жизнь и дать ему такую возможность, у нее не было выбора. Разве могла она принять другое решение? Ричард первый перестал бы ее уважать за то, что она поступилась своей ответственностью перед всем миром. Ричард, которого она любит, рано или поздно это поймет. Он должен понять.
Но если хотя бы одно из того, что ей говорили, — ложь, значит, она ввергла любимого человека в самый ужасный из его кошмаров.
Часто ли Ричард смотрит на локон, который она дала ему на память, думает ли о ней? Кэлен надеялась, что он найдет в себе силы понять ее и простить. Ей так хотелось сказать ему, как сильно она его любит. Обнять его. Быть рядом с ним. Только бы добраться до Эйдиндрила, только бы найти Зедда! Зедд обязательно что-нибудь придумает! И все же она обязана выяснить, что произошло здесь. Она — Мать-Исповедница.
Кэлен намеревалась обойти Эбиниссию, но последние два дня они буквально шли по заледеневшим женским трупам. Ни одного мужчины, только женщины, от молодых до старых, старухи и дети. Все полураздетые, а некоторые и совсем голые. Неудивительно, что они замерзли. Слишком уставшие, слишком напуганные или слишком растерянные, чтобы искать укрытия, они бежали из Эбиниссии не просто в замешательстве, а в панике, предпочитая умереть от холода, чем остаться в городе.
Многие, судя по всему, были подвергнуты издевательствам, прежде чем им удалось вырваться из города. Кэлен догадывалась, что с ними делали и почему они выбрали смерть. Трое охотников тоже это знали, но никто не сказал этого вслух.
Кэлен поплотнее закуталась в волчью шкуру. Это случилось совсем недавно, и, значит, войска Д’Хары здесь ни при чем. Они уже давно отозваны. И безусловно, они не стали бы этого делать после того, как война окончена.
Не в силах больше выносить неизвестности, Кэлен поправила висящий на плече лук и начала спускаться навстречу Приндину и Тоссидину. Она уже привыкла передвигаться в широких снегоступах, которые охотники соорудили из ивовых прутьев и волчьих сухожилий. Чандален бросился следом: