Мичман Империи. Часть вторая
Шрифт:
Я смотрел вслед животине. Всматривался, как качаются ветви, как двигаются листья, а губы сами растянулись в улыбке. С неба мордой в грязь, но не князь. Не князь! Я обычный! Я, как все! Как большинство!
— Ваше благородие, вы слышите? Вызываю скорую…
Кристина ещё не закончила фразу, а я засмеялся. Заржал в голос, распугивая весельем поганые мысли. Всё встало на место. Раз, и не князь, да и граф, и князь, да мордой в грязь. А раз так, то кто я такой, чтобы судить? Чтобы решать за других?
Та ситуация с Виндроком — это война, но больше никогда. Никогда! А гопники, это просто погрешность.
— Передаю коорди… — Кристина уже дозвонилась в сто двенадцать, и я заговорил.
Отменил вызов и стал рассказывать. О своих мыслях, что было, к чему пришёл. О том, как люблю: Лиру, Варю, маму, Ладу, Белку, да всех! Как уважаю и горжусь Отцом и Дедом. Как хочу быть на них похожим. Что буду защищать людей, не только граждан Империи, а всех, если понадобится. Что сила это ответственность. Что не надо мне миллионов и миллиардов, хоть с ними жизнь и хороша. Но правда ли хороша? Или это на первый взгляд? Деньги, они же, как и сила, приносят ответственность. А с ней надо аккуратно. Не надорваться бы, не перегнуть палку.
Говорил я много. Вспомнил парней из отделения, Могуту, Ерастова. Родиона упомянул, Евгения Михайловича, Серафима. Всех. А когда замолчал, Кристина рассказала о кризисе тридцати.
Он не первый и не последний, но самый страшный. Человек стал выше многих других в личной силе, но не по положению в обществе. В это время сила захлёстывает разум. Требует самоутверждения над слабыми. Личного возвышения. Подталкивает к активным действиям, зачастую противозаконным.
— Многие теряют себя, — лекцию Кристина читала механически, отстранённо, как мне вообще могло показаться, что у неё были какие-то интонации? — Кто-то уходит в криминал, кто-то в радикализм, а кто-то, понимая всю мерзость своих желаний и беспомощность перед ними, сдаётся, и прекращает активную жизнь. Ничего не хочет, всего боится.
— Дипрессует?
— Так точно, — ответила она. — Чтобы всего этого избежать на флоте следят за индексом развития, и на тридцати пунктах вводятся обязательные сеансы с психотерапевтом. Тогда всё проходит хорошо, и боец служит дальше.
Тут каюсь. Дед всё же показал, как скрыть внутреннюю силу от автоматики, и я воспользовался его наукой.
— Поздравляю Вас, Ваше благородие, — вдруг выдала Кристина. — Я занесу в личное дело, что вы стали сильнее, и самостоятельно преодолели кризис.
— Благодарю, — если честно, я слегка опешил. — Не думаю, что это такая уж редкость, да и не стоит, наверное.
— Вы правы, не редкость, но дорогого стоит. Так что ждите новых назначений. Вы перспективный кадр.
Ага, тот ещё кадр. Даже спрятать силу не смог. Как же мало я знаю.
— Кристина, а расскажи, — я запустил двигатель антиграва и решил заняться образованием, — какие ещё кризисы меня ждут?
* * *
Где-то за десять минут подлётного времени Кристина вывела на инфопланшет окрестности дачи Кремнескалова:
О том, что надо было посмотреть на дачу со спутника раньше, когда только собирался лететь сюда, я подумал сразу, как глянул в экран. Да и лететь не одному, а с жандармами: по краю поляны вповалку валялись сосны и кедры, земля повсюду была изрыта воронками от снарядов, а дом стоял полуразрушенный.
На душе стало как-то тяжело. Опоздал.
Подлетал осторожно. Сделал несколько кругов вокруг дачи. Нырнул к самой земле в центре поляны и тут же, врубив поисковый купол на максимум, взлетел вверх.
Да-да, знаю, что при таком методе поиска меня сразу засекут. Но это было оправданно. Если кто-то и был в засаде, то не заметить спортивный антиграв в небе они не могли. Так что обо мне знали. А вот я о них нет. И вся соль в том, что такая техника вскрывает любую маскировку.
Агрессивный поиск показал, что из живых в развалинах одна лишь кошка, но я всё равно сделал ещё несколько заходов, и только потом приземлился на самом краю участка.
Такого хаоса я ещё не видел. Даже после битвы казаков с наемниками было как-то больше порядка. Здесь шла самая настоящая война. Деревья не просто вались вповалку, они были вырваны с корнями, обломаны силой, срезаны пулями, взорваны ракетами, сожжены огненными шарами и молниями. На земле, в воронках, да и просто на обуглившейся траве, валялись осколки, и остатки от корпусов ракет, и снарядов. Стоило один раз вдохнуть, как нос забился кисловатым запахом взрывчатки и мокрого пепла: полыхнуть лесу не дал дождь.
Рука сама потянулась к кобуре. Пришлось одёрнуть себя. Плазменный пистолет здесь бессилен. Что я вообще его ношу? Достал тесак, и принялся обходить поляну по кругу.
Поисковые щупальца и купол летали во все стороны, а я в голове рисовал картину произошедшего.
Убийцы пришли из леса, с запада. Атаковали с ходу. Вот под стволами деревьев скрыта подбитая турель. Вон ещё одна. Вот ракетная установка. А вон там, в яме… танк! Башня сорвана и отогнута, как крышка консервной банки, а под ней труп в охотничьем камуфляже.
Тело мужчины лежало в жуткой, изломанной позе. Конечности неестественно загнуты, голова запрокинута вверх, а взгляд устремлён в небо. На одной ноге нет ботинка. Он валялся чуть поодаль.
— Секунд-майор Кузнецов, — определила Кристина, я же пошёл кружить дальше, по спирали приближаясь к дому.
Следов море: пятна крови, отпечатки подошв. ИИ на ходу срисовывала рисунок протекторов и сравнивал с теми, что я нашёл на промке. Сходились. И здесь и там убивали морпехов одни и те же люди.
И вот я около здания. Когда-то красивый коттедж из натуральной сосны и речного камня сейчас являл собой жалкое зрелище. Половина передней стены вырвана и отброшена назад. Крыша свесилась вниз, раскачивая на ветру какими-то проводами и обломками стропил. Окна скалились клыками разбитого стекол, а из дыры в стене торчал скелет лестницы на второй этаж и обугленный холодильник.
Я аккуратно подошёл к пролому в стене и осмотрелся. Конечно, существовал мизерный процент, что там кто-то затаился, но я в это не верил. Больше опасался, что вся конструкция рухнет вниз.