Мичман Империи. Часть вторая
Шрифт:
Я пригнулся к полу. Медленно, аккуратно, избегая шума и лишних движений переместился в право. Поисковые щупальца метнулись вперёд, в стороны, но везде было пусто. Чертовщина какая-то.
— Здравствуй, Толик, — негромко произнёс я, и перекатом ушёл в лево, распластался на полу и затаился.
И снова тишина. Ни ответа, ни привета, как говорится. Что-то не замечал за Гущиным такой выдержки. Да я даже шороха от его движений не слышу, чего уж говорить о дыхании…
В памяти, словно кадры в замедленной съемке, прокрутилась
Прикинул вероятности, мгновенно обмозговал версии и, поднявшись на ноги, подошёл к стене и зажмурился.
Щёлкнул выключатель, и комнату залило ярким светом. Даже сквозь веки пробивало.
Приоткрыл один глаз. Гущин всё также сидел в кресле. В руке пистолет, в голове дыра.
Захотелось свалить куда подальше. Даже дёрнулся к входной двери, никакие техники контроля не помогли. Но быстро взял себя в руки и глянул в инфопланшет на камеры видеонаблюдения.
Коридоры пусты, консьерж на месте, смотрит телек. Чисто и спокойно: никто не бежал в гости к Гущину. Значит не ловушка, время есть.
Снова посмотрел на Гущина, подошёл ближе и спросил:
— Как же так, Толик?
На ногах домашние тапочки и простое трико. Рубаха прикрывает торс. Расстёгнута у ворота, и оттуда выглядывает повязка на плече.
Глаза распахнуты. В них застыло удивление. Рот приоткрыт, будто Гущин хотел что-то сказать, да не успел. Скорее всего, вскрикнул от боли, хотя смерть была мгновенна.
Края раны обуглены, внутри… Не важно, что там внутри. Стреляли из плазменного пистолета в упор. Вон он в руке зажат. Жалкая попытка выставить всё за самоубийство. Даже не знаю, какой эксперт подпишет заключение: нельзя застрелить себя под таким углом.
Встал на одном месте и обвёл помещение взглядом. Если хотели всё выставить за самодеятельность, то где-то здесь должна быть записка.
Конечно же я имел ввиду какой-нибудь гаджет с записями, и не ожидал найти архаичный листок бумаги на тумбочке рядом с креслом. Но, что есть, то есть.
Бокал с остатками алкоголя прижимал к столешнице страницу из блокнота, а с неё кричали крупные буквы:
— Да пошёл ты!
Подчерк кривой, сразу видно, Анатолий не относился к любителям прописи, но написано отчётливо. Доходчиво я бы сказал.
Переключил инфопланшет на тревожный мониторинг камер доходного дома, а сам стал искать остатки индекса убийцы.
Стерильная чистота. Что ж, это не ново. Стиль знакомый.
Глянул на камеры, убедился, что всё чисто, поднял с пола барный стул и, задумавшись, присел на него. Почему тебя убрали, Анатолий? Ты же член команды. Хотели выставить всё, как самоубийство, но ты не стал подыгрывать. Но почему? Что ты сделал? Чем помешал? Отказался от прошлых договорённостей? Изменил условия сделки и что-то новое попросил?
Если попросил, почему тебе этого не дали? Люди, что действуют в заговоре с лотереей могущественные. Смешно думать, будто это в первый раз такое. Значит,
Что-то нереальное попросил? Но что?
Пока думал, мой взгляд скользил по комнате. Обивка дивана вспорота. Ящики из комодов выворочены, а бельё раскидано по полу. Из стены торчит открытая дверца сейфа, его содержимое валяется рядом. Ковер на полу топорщится складками: под него явно заглядывали. Хм.
Прошёл в спальню. Картина повторилась. Матрас вспорот. Шкафы распахнуты, а вещи раскиданы. Решётка вентиляции под потолком вырвана и из дыры развивается клочок пыли.
Никогда не сталкивался со следами обыска, только в кино видел. Но это не помешало понять: здесь что-то искали. А раз так, значит, Толик торговался. Значит, ему было чем прижать партнеров по сговору. Имелся компромат.
Что же такого ты потребовал Толя? Именно потребовал, с компроматом не просят. Что, раз они не смогли выполнить и избавились от тебя? Захотел выйти из игры? Почему?
Поднял с пола погасшую голорамку. Она до этого стояла на тумбочке около кровати. Провёл пальцем по боковине и появилось изображение.
Гущин улыбался и обнимал приятной внешности блондинку, к ним прижимался радостный мальчишка. Они всей семьёй находились в аквапарке. Надо же, а Толик не обманул. Правду рассказывал тогда в автомобиле.
Поставил рамку на место, вернулся в гостиную и задумался. Убийцы нашли, что искали? Да неважно, на самом деле, я точно не найду, потому что не знаю, что искать. Посмотрел на Толика, переступил с ноги на ногу. А кто знает?
— Я знаю, но…
Сзади!
Крутанулся. Пригнулся.
— … в интересах следствия эта информация не разглашается, — капитан Сычкин говорил с экрана телевизора.
Как он…? Под ногой что-то хрустнуло. Кинул взгляд — модуль управления жвачником…
Фух.
Видимо, наступил на него и включил.
— Обвинение серьёзное, за голову офицера флота объявлена награда, Вы ведёте поиски, — едкие интонации журналиста просто кричали о его наглости. — Но вы отказываетесь сообщить причину. Какие мотивы у мичмана Турова? Что послужило причиной конфликта с ротмистром Гущиным? Где сам ротмистр, наконец? Почему его нет на конференции?
Сычкин буравил журналиста тяжёлым взглядом. Выслушал. Скрежетнул зубами. Это вот прям крупным планом показали. Настолько крупным, что надпись «прямой эфир» в углу экрана оказалась у капитана на скулах.
Ещё бы ему не злиться. Толик-то вот он. В кресле сидит, целый и мёртвый. Думается мне, без Сычкина тут не обошлось. Надеюсь, это реально прямой эфир. Мне аж похорошело на душе от вида взбешённого капитана.
— Что же Вы молчите, господин капитан? — не унимался журналист на фоне огромного, полного людей зала для пресс-конференций.