Мичман Изи
Шрифт:
— Твой господин предлагает мне тысячу долларов. Хочешь получить эти деньги сам?
Мести осклабился и показал свои отточенные зубы.
— Я пы стал самым погатым человеком у сепя на ротине!
— Да, — ответил монах, — ты их получишь, если только дашь своему господину маленький порошочек.
— Понимаю, — сказал Мести. — У нас на ротине так тоже часто телают!
— Значит, ты согласен? Если да, то я напишу твоему господину, что возьму эти деньги.
— А если тогатаются?
— Ты будешь в безопасности. Тебя увезут отсюда сразу
— За тысячу толларов?
— Можешь не сомневаться!
— Синьор таст мне порошок?
— Подожди немного, — сказал монах. — Он вышел из кельи, а через некоторое время вернулся с письмом в одной руке и с бумажкой, на которой лежал сероватый порошок, — в другой. — Вот, дай это господину в супе или в чём угодно. Можешь посыпать им мясо или смешать его с сахаром, чтобы подсластить апельсин.
— Понимаю, — ответил Мести.
— Доллары будут твоими, клянусь святым распятием.
Мести улыбнулся жуткой улыбкой и, взяв послание и порошок, спросил:
— Когда я приту опять?
— Как только получишь деньги, принеси их в дом дона Рибьеры. Тогда давай ему порошок, и как только ты угостишь им своего господина, сразу же приходи ко мне. Я отвезу тебя в безопасное место, ты не должен оставаться в Палермо.
Мести вышел из кельи, и его вывели из монастыря.
— Клянусь всеми святыми, этот монах — отпетый мерзавец и реткостный прохвост, — бормотал Мести, оказавшись под открытым небом. — Потожти немного!
Ашанти вскоре достиг казармы и пересказал Джеку весь разговор, состоявшийся между ним и отцом Томазо.
— Конечно, это, должно быть, отрава, — сказал Гаскойн. — Надо будет попробовать её на каком-нибудь животном.
— Нет, масса Гаскойн, — ответил Мести. — Я испропую его как-нипуть сам. Так что мы путем теперь телать?
— Я тебе выдам чек на тысячу долларов, Мести. Негодяй здесь пишет, что за эту сумму он согласен не только не препятствовать мне, но и помогать моему делу. Но я сильно сомневаюсь, что он сдержит своё слово, и боюсь, что мои денежки пропадут. Вот почему давайте ещё раз держать палавер.
Джек и Гаскойн обсудили вопрос со всех сторон. Тысяча долларов, конечно, большие деньги, но отец Джека — философ. Учтя различные доводы pro et contra [48] , всё же решили вручить деньги Мести, но предупредили его, что когда он принесёт деньги монаху, он должен заявить, что отрава уже принята господином, и оставить деньги у себя.
Так и сделали. Мести отправился к отцу Томазо и показал ему чек на тысячу долларов. Монах и Мести поспешили в монастырь, чтобы опять воспользоваться услугами переводчика.
48
Pro et contra — за и против (лат.).
— Твой господин принял порошок?
— Та, около часа тому назад. Вот чек на теньги.
— Тебе нужно получить деньги
— А я? — спросил Мести, как бы встревоженный. — Кута я тенусь?
— Как только ты принесёшь деньги, ты отправишься назад в казарму и побудешь там до тех пор, пока он не умрёт. Затем вернёшься сюда. К этому времени я всё приготовлю, и как только стемнеет, отвезу тебя в наш монастырь, расположенный в горах, где тебя никто не будет искать. Там ты пробудешь, пока не закончатся поиски, а потом я найду возможность отправить тебя на судне с острова.
Мести поспешил получить деньги и, сложив их в большую сумку, отнёс её в монастырь и отдал на хранение монаху. Затем он вернулся в казарму, где Джек и Гаскойн, посовещавшись, решили, что он должен отправиться с монахом в горный монастырь, чтобы задержать там отца Томазо как можно дольше. Такой план был принят по настоянию Мести. Он пробыл в казарме около двух часов и в сумерках вернулся в монастырь, доложив, что его господин умер. Они дождались темноты. Мулы уже стояли наготове у стены монастыря. Монах велел Мести привязать сумку с деньгами к седлу. Они сели на мулов и вскоре покинули Палермо.
Утром дон Филипп, как обычно, появился в казарме и сообщил, что настоятель монастыря отослал куда-то отца Томазо, и тот не вернётся домой некоторое время.
— Я пришёл рассказать вам эту новость, поскольку она доставит вам удовольствие, — сказал дон Филипп. — Чем скорее вы теперь поправитесь, тем лучше. У меня есть намерение предложить вам обоим переехать в палаццо моего отца, и вы сможете снова вернуть себе расположение матери и сестры, воспользовавшись отсутствием духовника.
— А у меня есть для этого верное средство, — заметил Джек, вытаскивая письмо монаха. — Дон Филипп прочитал его с большим удивлением, но ещё больше удивился, когда узнал о том, как попало в руки Джека это письмо. Некоторое время он молчал, наконец произнёс:
— Мне жаль твоего чёрного слуги.
— Почему же?
— Вы его никогда не увидите, попомните моё слово. Тысяча долларов — такая сумма, за которую отправят на тот свет тысячу негров, но главное — даже не деньги: они уберут его с дороги, чтобы избавиться от лишнего свидетеля. Где этот порошок?
— У Мести. Он не захотел расстаться с ним.
— Этот Мести — продувная бестия. Может быть, ему удастся обмануть монаха, — сказал дон Филипп.
— Я уверен, что он замышляет какую-то каверзу, — подтвердил Гаскойн.
— Всё же я сильно беспокоюсь о нём, — сказал Джек. — Я жалею, что отпустил его.
— А вы точно знаете, что он уехал?
— Нет, но монах сказал, что увезёт его в горный монастырь, когда стемнеет.
— Вероятно, так оно и случилось, так как там от него легче всего избавиться. Впрочем, нужно рассказать всю правду отцу и матери — отцу, чтобы тот принял нужные меры, матери, чтобы открыть глаза на брата Томазо. Дайте мне копию вашего письма к монаху, и тогда у меня будут на руках все документы.