Мидасов дар

Глушаков Евгений Борисович

4

Я предпочёл бы наглой мишуреПростой уклад берёзовых предместий,Где яблоко в тончайшей кожуреНа праздник мама запекает в тесте,Где простыни воркуют на жареВ чердачных окнах с голубями вместе.А деревенских посиделок дрёму —Пылящему бегами ипподрому.Открыл окно и слушай птичий гам,А то пройдись от фермы до погоста…Но до сих пор – я лишь наездом там.Удерживают в городе… удобства:По средам – бридж, бассейн – по четвергам…И грязь в деревне – с превышеньем ГОСТа,И на правах такси – колёсный трактор;Деревня подождёт, теперь – в театр!Тускнеют, осыпаются мечты,Что красочный убор иконостаса.Уже решил уехать, и – в кусты…«Вон из Москвы!..» И всё-таки – осталсяДля смога, для столичной суеты,Хотя деревню обожаю страстно.На одеялах лёжа в огороде,С восторгом размышляю о природе.А было ведь – этюдов светотеньДарил ручьям, запененным в овраге,Когда меня пьянил весенний день,И акварель плескалась на бумаге.Звенели стёкла. Птичья дребедень.И босоногой ребятни ватаги.Хотелось поселиться возле солнца,В деревне – по примеру барбизонцев.Задумал цикл «Земля и человек»И даже сделал первые наброски.Потом, пересмотрев, шутя отверг.Не стоили и куцей папироски,Что выкурил над ними… Пошлый век!Донашиваем гениев обноски…И прежних ожиданий – ни следа,И новых не явилось – вот беда.Не замысла мне жалко… Вовсе нет!К нему бы можно и теперь вернуться,Когда бы оживить далёкий свет,Когда бы не разбилось детства блюдцеО деревянный в зайчиках паркет,Когда бы вновь мечтою обманутьсяИ снова на пиру воображеньяОтдаться

вихрю головокруженья.

5

Погасло лето в августовском ливне,И сенокос привычно отзвенел.Плечистый, что петровский корабел,Андрей к реке спустился. Больше сини.Этюдник закрепил. На травах иней.Лодчонка навзничь. Рисовать хотел.Взял было карандаш… Да нет, отбросил —Не знает линий живописец-осень!Горячей охры сочные куски,Пожары сурика, ультрамарина токи…Не принимает осень лессировки,Ей свойственны разгульные мазки,Она спешит, опережая сроки,Сгореть на алтаре своей тоски…В предощущенье гневного морозаШвыряет краску ярко и пастозно.Неряшливость безумию сродни,Вот и чудит, вот и буянит осень,Оплаканы дождями эти дни;Что грибника внимательного посох,Во мху кудрявом роются они…Юродствуют поля, как дурни Босха.Без плана по холсту летает кисть,В движенье осень, как любой эскиз.Так и весны могучей клокотаньеНе терпит робких, медленных мазков…Напористая! – смысл её таков.А вот зима и лето – состоянья,Стояние сугробов, облаков,Двух ипостасей противостоянье:Покоем идеальным дышит смерть,Гармония и в зрелой жизни есть.Но прежде чем объявятся морозыИ пристыдят развратное тепло,Под белое сукно упрятав озимь,А речку – под музейное стекло,Ещё успеем разуму назло,Ещё в костёр – остаток жизни бросим.И вот, когда сгорим уже дотла,Запишет холст последней краской мгла.Листвы неугомонной одряхленье —Не загостилась пылкая краса!У торопливой спички век – мгновенье,Но моложавы строгие леса;Под веками не старятся глаза,Приводит к долголетию терпенье.А паралич – всегда анабиоз,Которому на пользу и мороз.

6

Осенний ветер пагубен, остёр.Вода речная схватывает сердце.Андрей, однако, не развёл костёр.Бочком попрыгал. Прежде, чем одеться,Шершавым с бахромою полотенцемЛитое тело насухо обтёр.Рубаха. Брюки. Пролезает в свитер.Затем повторно шевелюру вытер.И зашагал над речкой по тропе,Ведущей к дому. Солнце на закате.Оно лучом пологим землю гладит.Жуёт колючку холм с лучом в горбе.Андрей прошёл в калитку и – к себе,Оставив полотенце на ограде.Со скотного двора вернулась мать.Щи разогрела. Сели вечерять.«В лесу сегодня встретилась волчица, —Сказал Андрей, держа под ложкой хлеб, —Она к болоту двигалась от верб».– Мотаешься. Пора тебе жениться.Глядишь, с внучонком веселее мне б,Да и тебе, как погляжу, не спится:Мазюкаешь ночами, днём – в лесу.Живёшь без корня, вроде – навесу.Женись, сынок! Оставь детишкам краски,Детишкам в радость всякая игра.К земле вернись. Намаялся?.. Пора!Впишись в колхоз. Окончишь курсы к Пасхе.Земля, Андрюша, к умному – добра.А рисовать или калякать сказки —Пустячное занятие, беда…Того гляди, заглушит лебеда!Смолк разговор. Смеркалось. Гаснул вечер.Темнело в доме. Мать сложила хлебВ мешок холщовый. Опустила плечи.Задумалась. Луны крестьянский серпПшеницу дожинал, уже далече…Наполнилась тяжёлой мглою степь.Мать сожалела о заблудшем сыне,Не ведавшем в родной земле – святыни.А сын с улыбкой щурился на матьИ знал, что правота его бесспорна.Жить – не скрипеть корнями, а дерзать,Постигнуть беспредельность небосклонаИ Родине прощальный звон связатьИз молчаливой ностальгии клёна,Который повстречается в пути,Когда уже к началу не прийти…И мать – права. Земля древней искусства.Вот почему искусство хлеб раститьУсилий больше требует и чувства.Себя, однако, не переломить.Занялся бы землёй, да сердце пусто.А живопись – единственная нить,Которою привязан к мирозданью…Такая узость свойственна призванью.

Третья глава

1

Случайное знакомство в ресторане;Что может быть вульгарнее, пошлей?И вдруг – любовь! Повадки чувства странны.Пришло некстати. Думаю о ней.Завязкой начинаются романы,А мне бы – развязаться поскорей.Тревожиться о женщине – убого,Вредит комфорту нежная тревога.Попробовал отвлечься. Не с руки.За кисти брался. И опять – напрасно.На лестницу… И тут же – возвращался,Летел на телефонные звонки:Нет, не она!.. То Лизонька, то Ася…Не шла работа. Мазал. Пустяки.Ещё недавно – весел и доволен,И вдруг… случайной женщиною болен?Так, помнится, и славой не болел,Известности желал, но лишь отчасти;Была и слава в ранге прочих дел,Отнюдь не становясь предметом страсти,А тут не уберёгся, проглядел…Иные, полюбив, твердят о счастьеИ открывают в этом чувстве свойства,Из коих признаю лишь беспокойство.В «Эльбрус» поехал. Вечер просиделЗа коньяком. Увы, не появилась.А на бульваре Пушкин… Нужен мел,Чтоб улыбнулась бронза?.. Мрак и сыростьУсугубили грусть. Зайти хотелК знакомой той, что никогда не снилась.И всё-таки отправился домой:Вдруг Маша позвонит?.. О, боже мой!Я в мастерской живу. А мастерская —В полуподвале. Жидок свет окон.При лампочке пишу, весь свет ругая.Зато соседей нет, и – телефон.Устроился уютно. Вроде рая.Хотя в быту отсутствует балкон,Но без балкона жить не так уж скверно,Поскольку дворик – нечто вроде сквера.Сквер пересёк. В оконце вижу свет.По лестнице спустился… Кто же? Колька!Спит на тахте. Окурки сигарет.Две чашки из-под кофе и настойка.Я, было, спать пошёл:– Привет!«Привет!Зашёл проведать. Дожидался стойко.Ты не столкнулся с нею?»– Что?«Как разБыла здесь дама. Машей назвалась…»

2

Ждал – не дождался, ждал – и разминулись:Судьбы обыкновенный произвол.Я на судьбу до неприличья золЗа выверты, за женскую премудрость,За то, что я, как пасторальный вол,Крутую борозду тянул, сутулясь;На плуге выволакивал рассвет,А всходы, всходы – будут или нет?Да и любовь – разыгранная карта,Опять моя судьба играет мной…Сорвал сегодня?.. Проиграю завтра,Приплачивая жизнью остальной.Судьба, пожалуй, хитроумней свата:Оженит с горем, породнит с бедой;Ещё сравню с капризною несушкой,С рождественским подарком под подушкой…Мария, киска! Нет, скорее – рысь…Мне неуютно. В зябком нетерпеньеНамучался. Довольно… Появись!Ещё нежнее обниму колени,А поцелуи – за разлуку пени…Сто!.. Тысяча!.. И повторю на бис!..Нет, не приходишь… Ну и чёрт с тобою!Гуляй себе по крыше – хвост трубою!Забуду и забудусь… Каламбур?А может, афоризм – из надоевших?Пускай трубит им славу трубадур,Предпочитаю афоризмам – женщин,Красотам риторических фигур —Изгибы форм, заведомо нежнейших.А потому, друзья, намерен впредьЕдинственно о наслажденье петь.«Любовь!..» – Шекспир сказал… или гусар?Не будь её – не знали бы о счастье.Бедны её успехи и не часты,Она – скорей проклятие, чем дар.По нраву ей – пилястры и пиастры,Печному родствен чувственный угар…С любовью стоит к женщине явиться,Сомкнула губки – всё! – и не напиться.Ручьи боятся жажды как огня;К пресыщенному льнут… Противоречье?Упрямой ложью жадный рот калеча,Нахальным, сытым притворяюсь я,Хотя порою разрыдаться легче,Но плачущего кто поймёт меня?Омочит кто запёкшиеся губы?Просящие не очень в мире любы.

3

«Привет!.. Не ждали?»– Машенька!.. Входи!С дождя? Промокла? Тапочки скорее!И в свитер залезай…«Ты – не один?Сменила Магдалину – Лорелея?Ретируюсь…»– Мария, погоди!К натурщице ревнуешь?«Ври – умнее…»– Сейчас оденется… А ты? Ты – насовсем?«Нет, завтра мне на службу… Встану в семь».– И снова ускользнёшь?«Верней, растаюСнегурочкой осенней на окне…»– Утратишь очертания, но мнеПодаришь карандашных линий стаю?«Рисуй её! Позировать не стану.Я телом доверяюсь лишь луне…»– Она сейчас уйдёт.«Свежо преданье…»– Ах, Лена! Поскорей же… До свиданья!«А

если я… за Лорелеей вслед?»– Дождь, вроде бы…«Уговорил. Останусь.Притом, что здесь найдётся тёплый плед.Мне холодно…»– Пропустим по стакану?«Ну а фужеров в этом доме нет?Убогий сервис…»– Люкс не по карману.«Я тоже – роскошь!»– Вряд ли потяну…Вот разве что в рассрочку… как жену?Избыток чувств и недостаток снов,Капризы и сюрпризы карнавала,Слова – «Я ждал тебя!..», ненужность слов…Всё это ночь любви в себя вобрала;А на рассвете был вполне здоров.И счастлив был! Одно меня смущало:Уходит Маша, а когда придёт?Вслепую ждать, вы знаете, не мёд…– Мария! Ты меня тоске не выдашь?«Разлука – в прятки детская игра…»– Мария, ты – мой самый главный выигрыш!«Льстишь, как чиновник, с раннего утра.Прости. Целую. Мне уже пора…»– Я не пущу. Ты от меня не выйдешь.Вот если только… замуж?«Не пойду.Я развелась. Наскучило в аду…»– Есть предложенье загород поехать.В деревню, к другу. Знаешь, на пленэр.Ловить стрижей весёлых по застрехам,Дышать грозою… К чёрту – пыльный сквер…Речные ванны, полосканье смехом!А солнца будет – свыше всяких мер!И брага четвертями – вместо кваса…Махнём на выходные?«Что ж… согласна!»

4

Наличники – тогда изба избой!А нет – сарай! Славянское искусствоПо деревянным гребешкам резьбойО старине цветастой бает вкусно:Простым узором – репа да капуста,Простой задумкой – сон перед косьбой.Над речкой ходят избы, ходят через,Поленницами бойко подбоченясь.Резные распевают соловьиНад окнами весенними вдоль тракта,А в окнах отражаясь, тащит тракторГусиным шагом дизели свои;Идёт – вприсядку!.. Эй, останови!А дизели хрипят, как Эдди Кантор;Перешибая трели соловьёв,Гогочет «чёрный гусь» на сто ладов.И тащит, тащит, тащит – за собойЗадымленное, городское небо,И горизонт с архангельской трубой,И площадные крики: «Зрелищ!.. Хлеба!..»А над колодцем поникает вербаСлужанкою, наложницей, рабой…Раскрепостился человек, но развеПрирода у насильника не в рабстве?Теперь, уже на грани катаклизм,Когда за шкуру собственную страшно,Слащавый воздвигаем гуманизмВ защиту зверя, птицы и пейзажа.Сочувствием к животным увлеклись,И боком вышла им забота наша:Кастрируем, наваливаем кладь…Самим бы не пришлось осеменять?Вконец разбитый, шамкающий газикПричалил, как амфибия, к плитеШлакобетонной. Выбрались из грязи.А дальше – вброд… Дороги ещё те!Расхваливать деревню – можно сглазить.Дворов несушки квохчут в тесноте;И тучный небосвод в крутой распашкеСкрывать не хочет грозные замашки.И чтоб не затвердела колея,Не запеклась – к суглинистой мучицеДольёт небесной серенькой водицыНе скупо, всклень – по самые края!И снова месим, и кипит земля,Громами разбухает, пузырится.А Маша от усталости – без ног,Из жижи просит вызволить сапог.

5

«Андрей на ферме! – похвалилась мать, —Ну а картины отданы чулану.Об этом лучше не напоминать.Боюсь, не растревожили бы рану…Проголодались?..» Сразу – хлопотать!Крестьянский стол описывать не стану:Откушавшему – скучен натюрморт,Голодному – заглядывает в рот.Хозяин задержался. Не дождались.На сеновале разместились мы.С десяток звёзд в оконце, и – усталостьВ стогу пахучей колющейся тьмы.Уснули без любви. Такую странностьОдобрят вряд ли юные умы.Естественно… Но в зрелом поколеньеНе чувству мы поддакиваем – лени!Да и соблазны, кажется, не те,Уснуть покойно – разве не блаженство?И, равнодушны к близкой наготе,Ныряем в сон без промедленья, с места;Уже любовь относим к суете,Развратом называем. Даже лестноУвериться – ничто не мучит нас,И радуемся, что огонь погас.Любите! Заклинаю вас – любите!Покуда силы и покуда естьВлечение, единственное здесь,Оно не даст погрязнуть в мелком быте.Покинет вас?.. А вы его зовите!И ждите от любви хотя бы весть,Хотя бы взгляд, хотя бы просто чувство,Что сердце ваше – всё ещё не пусто.Но кто не любит – заживо мертвец,Кто не сумел осилить боль измены,И как артист спускается со сцены,Посторонился, прошептав: конец…Или, сдувая мыло пьяной пены,Цинично рассуждающий отецВорчит в пивной с цезурою одышки:– Ребёнка сделал… отдохнуть не лишне!Любовь – не только молодой инстинкт —Всеобщий к жизни приговор природы.В её огне смягчили нрав народы,Закон которых был суров и дик.Любовь – река. Нас омывают воды,Мы человечней делаемся в них…Любовью ополоснутое сердцеЖестокостью не может разгореться.Живите чувством прежде, чем умом,Ум вывезет, когда делишки плохи,Когда зарвётся чувство – вмиг уймёмЕщё на полпути, на полувдохе.Но, умничая сразу, при истоке,До устья, очевидно, не дойдём,А растечёмся лужею стоячей,В конце концов, себя же одурачив.

6

Проснулись рано. Разбудил мороз.Край одеяла превращён дыханьемВ аэродром голубеньких стрекоз.Укрылся с головой… Пленэр? Купанье?Мария занялась устройством кос,За полчаса соорудила зданье.Покуда я валялся на боку,Андрей уже работал на току.Умылись во дворе. Потом поели,Макая золотистые блиныВ растопленное масло. Бодрость в теле,Как самоощущение струны.Печь дышит так, что окна запотели.С медовой необклеенной стеныСмеётся в рамке – щурящийся мальчик,Андрей Григорьев – и никак иначе.«Андрюша!.. – взгляд перехватила мать. —Уж был пострел… Растила – натерпелась.Втемяшится чего – не удержать…Учился плохо. Верно, не хотелось?А в озорстве – и выдумка, и смелость,Какие только можно пожелать.За образами прятал папироски.Рос без отца… Ему б ремень отцовский!А вырос – будто сглазили, притих.Задумчив стал, друзей оставил, игры…Неразговорчив, словно еретик,Засел, сказать верней, залёг за книги,Ещё верней – не вылезал из книг.Он их носил как мученик – вериги,И, стопу книг прижавши к животу,Спускался с сеновала поутру.Соблазн в него вошёл. Смутил лукавый.Лишён покоя даже по ночам,Спросонок часто вскакивал, кричал.А рисовал – драконов семиглавых,Зелёных, словно вызревшие травы.Я замечала по его речам,Что всё земное для Андрюши пусто,Что искушает мальчика искусство.А в школе – тройки с горем пополам.Уроков не готовил и не слушал.Витал, что в облаках аэроплан,Воображенью то есть продал душу.А ежели мечтания нарушу,Озлится вдруг. Не разрешалось намЗаглядывать в заветные тетради.Случалось иногда… Его же ради!Чего там только не было! СтихиБредовые. Я даже помню: „УткиОзёра гладят, словно утюги…“А под стихами странные рисунки:На переезде стрелочник у будки.Лицо – фонарь. Высокий. Без руки.Вторая полосата, как шлагбаум…Понять такое – тратить время даром».

Четвёртая глава

1

С Андреем даже не поговорили.Едва вернулся – время уезжать.Он проводил нас. Вышли не спеша.Мария чуть поодаль. Закурили.Светилось небо крапинами гнили.Толкнул Андрея локтем:– Хороша? —Не посмотрел на Машу, не ответил.Был вечер тих и беспричинно светел.Молчим. Интересуюсь:– Завязал? —Григорьев улыбнулся:«Ты поверил?Хочу с землёю сжиться в полной мере.Без этого писать её нельзя.Пока нутром не чуешь суховеи,Сочувствовать пригоркам будешь зря.Чтоб чернозёма выявить фактуру,Полезно плугом обнажить натуру.Ты видел на ладони на своейСуглинка обескровленного колер?Жалеешь? – потом собственным засей;Комкуется? – в свои укутай корни;Воды не держит? – сам ложись на склоне…Тогда, тогда кричи: как больно ей!И, кисточкой зализывая раны,Не забывай проветривать карманы…Простите, верно, скучновато вам?» —К Марии повернулся на мгновенье.Подул на пальцы. Холодно рукам.И замолчал. Его обыкновенье.Григорьев презирал чужое мненьеИз ненависти к болтовне, словам;Но, ежели в беседе остановка,Смотрелся неуклюже и неловко.Схватилась грязь. Шагаем, как по льду.Чуть ветерок – Андрюха вздёрнул ворот;Уже с собой и с нами не в ладу,Махнул рукою: мол, мотайте в город,Попутку хомутайте, я – пойду…Метнулся к дому – строен, грустен, молод.В калитке у ворот стояла мать,Уставшая его удачу ждать.В дороге Маша вдумчиво молчала:Молчала до развилки – в «Москвиче»,И грузовик вихлястый, как мочало,Молчание развил в другом ключе;И в электричке, постояв сначала,Уснула тихо на моём плече…И лишь в Москве, прогулку подытожив,Сказала вдруг: «А ничего… художник!»