Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России

Беккер Сеймур

Даже после освобождения в 1762 г. от обязательной службы государству дворянство, бывшее по своему происхождению и традициям служилым сословием, продолжало тяготеть к городам и к императорскому двору. Городская жизнь, по крайней мере в период зимнего «сезона», для дворянина XIX в. была идеалом. Поместье являлось для него прежде всего источником провизии и доходов, делавших возможной жизнь в городе, а помимо этого было приятной резиденцией в летние месяцы. И хотя большинству дворян до 1861 г. этот идеал был недоступен, это не мешало им считать такой порядок вещей наилучшим, а сельское хозяйство — занятием низменным, подходящим только для управляющих имением крестьян. Западных посетителей России крайне поражало, насколько слаба была связь русского дворянства с землей. В 1840-х гг. этот феномен попал в поле зрения барона фон Гакстхаузена, который, среди всего прочего, отметил, что типичный помещичий дом — наскоро построенный, примитивно отделанный даже внутри, с непритязательной меблировкой — производит впечатление временного пристанища, а не постоянного жилища. И такая картина была характерна даже для довольно влиятельных лиц ^{75} . Примерно так же описал сельские усадьбы дворян живший в России в конце XIX столетия англичанин ^{76} , а в 1880-х гг. о том же явлении оставил свидетельство Леруа-Болью: «Здесь никогда не было такой, как на Западе, связи между дворянством и землей. В отличие от

остальной Европы, здешнее дворянство не отождествляет себя ни с почвой, ни с местностью. Имена дворян никак не связаны с названиями их поместий или близлежащего района, как они связаны в немецком и французском языках приставками vonи de…[В России] нет ничего похожего на гордые дома европейской аристократии, наследницы феодализма; нет ничего сходного с этими средневековыми замками, столь прочно и основательно вросшими в почву, столь надменно напоминающими о могуществе семей, твердыней которых они были когда-то. Кажется, что дама русская природа воспротивилась созданию таких замков, для которых здесь нет ни подходящих мест, ни материалов — ни скалистых гор, на вершине которых могли бы возвышаться эти семейные крепости, ни камня, из которого их можно было бы построить. Деревянный дом, так часто сгорающий дотла, так быстро уничтожаемый жучками-древоточцами, так легко переносимый с места на место и поддающийся любой перестройке, является подходящим символом русской жизни; жилища сами по себе свидетельствуют о непрочности положения аристократии» ^{77} . Даже более основательные, выстроенные в стиле Палладио, помещичьи резиденции XVIII и начала XIX в. редко служили родовым гнездом в западном смысле слова, так как поместья не часто оставались собственностью одной и той же семьи дольше чем в двух-трех поколениях ^{78} .

Непрочность связи дворян со своими поместьями отчасти объясняется их традиционной ориентацией на государственную службу и отсутствием в России феодального прошлого. На Западе благородное сословие было если не прямым потомством, то духовным наследником средневековых воинов-землевладельцев, которые, под защитой крепостных стен своих замков, de facto были суверенными владыками своих феодов, и их политическая власть и влияние прямо зависели от обширности и богатства их земельных владений. Исторически земля была основой положения и власти благородного сословия на Западе. В России, напротив, первое сословие являлось наследником московских служилых людей и своими привилегиями, положением и земельными наделами было обязано государю. Исторической основой общественного положения русского дворянства являлась не земля, а государственная служба.

Относительно слабая привязанность дворян к своим поместьям была также результатом культурной пропасти, отделявшей их от других сословий, прежде всего от крестьян и духовенства. В любом сословном обществе сословия различаются как образом жизни, так и правовым статусом, но первое сословие России было отделено от всех других гораздо больше обычного. Сбрив свои бороды, облачившись в западное платье и усвоив элементарные основы западной культуры и образования — все по приказу Петра Великого, — дворянство быстро, уже к концу XVIII — началу XIX в., превратилось в группу, чуждую всем другим сословиям по образу жизни, мышления и даже по языку бытового общения. В течение почти двух столетий понятие дворянина включало в себя не только высокий общественный статус, что было неотъемлемой привилегией сословия, но и беспримерное, незнакомое Западу и всегда подчеркиваемое чувство своего культурного превосходства. Культурная дистанция, которая отделяла вестернизированное дворянство от сохранявшего традиционные обычаи народа, в сочетании с обширностью российских пространств создавала для дворян-землевладельцев проблему культурного и социального одиночества, по интенсивности своей несравнимую с тем, что переживали западные дворяне в своих культурных захолустьях. До самого конца XIX в. многочисленные наблюдатели неоднократно отмечали, какой ценой расплачивались живущие в удаленных от центра поместьях культурные и энергичные дворяне, лишенные общества образованных людей и доступа к школам, библиотекам и театрам ^{79} .

Не менее важным фактором, обусловившим традиционное отношение к земле дворянства, была неприбыльность сельского хозяйства на значительной части европейской территории России, особенно в губерниях, бывших исторической колыбелью великорусского дворянства, — от Олонца и Вологды на севере до Курска и Воронежа на юге, от Пскова и Смоленска на западе до Симбирска на востоке. Неплодородность почв и короткое лето на севере и в центре, равно как нередкие засухи на юге, являлись причиной низкой продуктивности земли, а сельскохозяйственные потребности небольших и медленно растущих городов были слишком слабым стимулом экономического развития. При таких условиях тратить капитал на совершенствование хозяйства представляло мало смысла. Вместо этого дворянство предпочитало «извлекать из земли все, что можно, при наименьших затратах времени, сил и денег», рассматривая землю, и не без оснований, «как источник средств к существованию, а не богатства» ^{80} . Типичный помещик, даже постоянно проживавший в своем имении, откровенно паразитировал на крестьянах, которым он предоставлял в обработку землю в обмен на оброк (деньгами или натурой) или барщину (отработку трудом).

Воздействие освобождения крестьян на дворянство нужно рассматривать на фоне этих условий. Освобождение создало свободный рынок сельскохозяйственной земли, благодаря чему дворяне получили возможность превратить свои земельные владения в иные, потенциально более доходные формы капитала, попутно отказываясь от роли землевладельца в пользу других, более приятных и близких им видов деятельности.

Продажа и скупка дворянских земель

Как видно из таблицы 3, за полвека, прошедшие после освобождения крестьян, обезземеливание дворян шло с переменной скоростью. Первый пик сокращения площади дворянских земель пришелся на 1878–1882 гг., вероятно, из-за того, что дворяне, наименее склонные хозяйствовать на земле, решили от нее избавиться после улаживания земельных отношений со своими бывшими крепостными (если судить по суммарной величине государственных выплат дворянам в компенсацию за наделение крестьян землей, выкупные сделки были на 78 % заключены уже к 1876 г. и на 86 % — к 1881 г.; см. табл. 13). Одной из причин пришедшегося на 1878–1882 гг. пика продажи дворянских земель может быть и влияние общемирового падения зерновых цен на самые слабые хозяйства, хотя это объяснение менее правдоподобно (см. об этом ниже: «Стратификация дворян-землевладельцев»). Какие-либо иные последствия сельскохозяйственного кризиса на дворянское землевладение, похоже, были минимальными (см. главу 1). В 1883–1897 гг. среднегодовой темп сокращения дворянских земель снизился до уровня, чуть превышающего показатели за период 1863–1877 гг., и вновь поднялся до пиковых значений 1878–1882 гг. только в 1898–1902 гг., через несколько лет после окончания сельскохозяйственного кризиса.

Таблица 3. [19]

Уменьшение площади дворянских земель, 1862–1914 [20]

Содержащиеся

в таблице 3 данные никак не поддерживают гипотезы о «возвращении дворянства к земле». На самом деле в 1890-е гг. происходило ускоренное сокращение дворянских земель (как раз тот период, когда, по утверждению Мэннинг, «возврат к земле» пошел полным ходом) и этот процесс достиг максимума в 1898–1902 гг., причем пиковые значения были лишь немногим меньше, чем в предыдущий период ускоренной продажи земель двадцатью годами ранее. Замедление уменьшения земель в 1903–1905 гг., скорее всего, представляло собой паузу, передышку после предыдущего пятилетия усиленной ее распродажи. Крестьянские беспорядки 1905–1907 гг. нашли отражение в беспрецедентно быстром сокращении дворянских земель в 1906–1909 гг., после чего годовой темп продаж вернулся к уровню лишь чуть более низкому, чем в 1898–1902 гг. Начало войны летом 1914 г. объясняет неожиданное замедление процесса обезземеливания дворянства [21] .

19

Рассчитано по данным по 47 губерниям Европейской России (не включены данные по прибалтийским губерниям) за период по 1905 г. включительно; данные взяты из: МСДЗ 21(1912): ХХIII, а за период 1906–1909 гг. там же, 24 (1915): 63, 66–67. Последний том содержит много мелких корректировок данных за период по 1905 г., но при этом дает сведения только за каждый десятый год. Данные за 1862, 1872, 1902 и 1905 гг. были соответственно откорректированы; в каждом случае итоговая величина на 0,1 млн. десятин выше, чем в публикации 1912 г. Данные за 1910–1914 гг. взяты из: Анфимов A. M. и Макаров И. Ф. Новые данные о землевладении Европейской России IIИстория СССР. 1974. № 1. С. 86–87. Источником данных для Анфимова и Макарова была та же официальная статистика налоговых поступлений, которая была использована в МСДЗ, но их цифры на конец каждого года примерно на 2 млн. десятин выше, чем опубликованные в МСДЗ за период по 1909 г. Поэтому я просто вычел ежегодное уменьшение площади земель за период 1910–1914 гг. (взятые у Анфимова и Макарова) из показателя МСДЗ на конец 1909 г.

20

МСДЗ и публикация Анфимова и Макарова — единственные источники однородных данных о движении земли за период от освобождения крестьян до начала Первой мировой войны. Согласно В. В. Святловскому (Мобилизация земельной собственности в России (1861–1908 гг.).2-е изд. (СПб., 1911). С. 27–47), в этих рядах статистических данных меньше неточностей, чем в данных земельной переписи за 1877 или за 1905 г. (см. ниже примеч. 22). В МСДЗ данные о площади принадлежавших дворянству земель выше, чем по результатам двух земельных переписей, потому как включают не только используемые, но также и пустующие земли. См.: Корелин А. П. Дворянство в пореформенной России (1861–1904 гг.) //Исторические записки 87 (1971): 142. Для сравнения моих данных с данными, опубликованными у Manning («Crisis»), см.: Приложение D.

21

Возможно, Мэннинг права, утверждая, что «меньше земли ежегодно уходило из рук дворянства (как по абсолютной величине, так и относительно) в 1909–1917 гг., чем за любой сравнимый промежуток времени после начала мировой депрессии зерновых цен 1877–1896 гг». (Manning. Crisis.P. 364), но четыре из девяти лет этого периода были нетипичными — на них пришлась война 1914–1917 гг. С другой стороны, поскольку, скорее всего, она использует те же ненадежные источники данных, откуда ею почерпнуты цифры за 1905–1914 гг. на с. 363 (см. табл. Г-1), ее утверждение, вероятно, фактически неверно.

За статистикой быстрого и неуклонного сокращения дворянского землевладения есть и другие, малоизученные цифры. Дворяне в целом действительно были крупнейшим продавцом сельскохозяйственных земель, хотя доля проданной ими земли относительно суммарной площади продаваемой земли вообще значительно сократилась от 80,4 % в 1863–1872 гг. до 49,5 % в 1903–1905 гг., и потом выросла всего до 51,4 % в 1906–1909 гг. ^{81} Но дворяне одновременно были и крупными покупателями сельскохозяйственных земель, причем почти до самого конца XIX в. они являлись самыми крупными покупателями (см. табл. 4). Они были крупнейшими покупателями земли с 1863 по 1897 г.; на втором месте были купцы (в 1863–1882 гг.) и крестьяне (в 1883–1897 гг.). В период 1898–1905 гг. крупнейшими покупателями становятся крестьяне; дворяне переходят на второе место. В 1906–1909 гг. на рынке в качестве крупного скупщика сельскохозяйственных земель впервые появился Крестьянский поземельный банк (включенный в графу «юридические лица»); скупаемые им земли он затем перепродавал крестьянам.

Таблица 4.

Сословная структура покупателей земли, 1863–1909, в % ^{82}

Примечание:«дворяне» включают потомственных и личных дворян и чиновников недворянского происхождения; «купцы» включают также почетных граждан; «крестьяне» включают частных лиц, сельские общества, различные типы кооперативов и товариществ. Я не смог найти точных данных о составе «юридических лиц» после 1909 г.

В продолжение периода от освобождения крестьян до революции 1905 г. дворянство проявляло поразительно устойчивый интерес к приобретению земли. Среднегодовая площадь покупавшихся дворянством земель (от 938 до 967 тыс. десятин в год) почти не менялась в трех из четырех десятилетий, с 1863 по 1902 г.; исключение составлял период с 1873 по 1882 г., когда, воспользовавшись массовой продажей земли другими членами своего сословия, дворяне довели среднегодовую площадь покупаемых земель до 1293 тыс. десятин. Только в 1903–1905 гг., когда процесс «поворота к земле» предположительно шел полным ходом, площадь покупаемой дворянами земли впервые упала до 705 тыс. десятин в год. Под влиянием крестьянских волнений 1905–1907 гг., в 1906–1909 гг. произошло дальнейшее падение — до среднего уровня 597 тыс. десятин в год. После восстановления нормальной жизни в деревне, к дворянам вернулась уверенность в будущем и площадь покупаемых земель начала медленно, но неуклонно расти — от 461 тыс. десятин в 1906 г. до 758 тыс. десятин в 1909 г. К 1911–1914 гг. процесс скупки земли дворянами восстановился и среднегодовая площадь покупаемых земель составила 1025 тыс. десятин — выше, чем в иной другой период после 1873–1882 гг. ^{83}

Хотя в целом дворянство продавало земли больше, чем покупало, отношение покупок к продажам оставалось весьма высоким (см. табл. 5). Резкое, но временное уменьшение этого соотношения, последовавшее за революцией 1905 г., было вызвано не ростом продажи земли, а уменьшением приобретения ее; строго говоря, только в 1907 г. объем операций по продаже земель был необычайно высоким. В 1911–1914 гг., после восстановления мира в деревне и стабилизации рынка, отношение покупок к продажам вернулось к уровню, характерному для периода 1883–1905 гг.