Миф об идеальном мужчине
Шрифт:
– Мы не виноваты, что они такие нервные, – пробормотала Таня, не отпуская кнопку.
– Кому сказано, убирайтесь!! – закричал голос из-за соседней двери. – Я звоню в милицию!
– Звони!! – согласилась Таня громко. – Мы все равно не уйдем!
– Танька, чего ты разошлась? – дергая Таню за рукав, спросила Клавдия. – Сейчас и вправду милицию вызовут, и нас заберут.
– Ничего, – сказала Таня мстительно, – Андрюха нас из застенка вызволит в случае чего. Сам виноват. Нечего шляться неизвестно где.
– Сейчас приедут, – ехидно
– Это у вас будут, – неожиданно вступила в дискуссию Клавдия. – За ложный вызов знаете какой штраф положен?
– Ах ты, дрянь такая! – переполошились за дверью. – Она мне еще и угрожает! Ну-ка выметайтесь отсюдова, нечего трезвонить, когда хозяина дома нет!
– Уже есть.
Таня отняла палец от кнопки, а Клавдия чуть не скатилась с лестницы. Андрей не спеша поднимался на площадку. В руках у него были ключи, а вид замученный.
– Вы чего? – спросил он, дойдя до них. – Давно звоните?
– Давно, давно, Андрей Дмитриевич, – засуетились за соседней дверью, и все трое изумленно на нее уставились. Загремели замки, засовы, цепочки и перекладины, дверь приоткрылась, и в нее уставился одинокий блестящий глаз.
– Арестуйте их, Андрей Дмитриевич, – затараторили за дверью. – Они уже здесь полчаса болтаются и безобразничают.
– Мы? – удивилась Клавдия. – Мы безобразничаем?!
– И безобразничают, – подтвердил голос. – И звонят, звонят, как бы не стянули чего у вас, я уж хотела милицию вызывать, а тут вы подъехали, я в окошко глянула, ну, думаю, Андрей Дмитриевич сам разберется…
– Я разберусь, – подтвердил Андрей, открывая свою дверь. – Спасибо, Тамара Васильевна. Заходите, мартышки!
Почему-то иногда он звал их мартышками.
– Как же вы их в квартиру-то пускаете? – пуще прежнего заволновалась Тамара Васильевна. – Бродяжек этих? Может, милицию вызвать?
– Милиция уже прибыла, Тамара Васильевна! – объявил Андрей, заходя в квартиру. – Спасибо, не волнуйтесь!
Он закрыл дверь и, не глядя на девиц, таращившихся на него в изумлении, стал стаскивать ботинки.
– Бдительность, бдительность и еще раз бдительность, – пробормотал он, отыскивая тапки. – Они все сорок четвертого размера, и большинство из них почему-то на левую ногу. Вам какие больше нравятся, мартышки?
– Андрюш, а что это такое было? – спросила Таня с любопытством. Потом наклонилась и поцеловала брата, лежащего животом на полу, в макушку. Он что-то выуживал из-под шкафа. – Ну там, на лестнице?
Андрей вытащил пыльную тапку.
– Смотри-ка, правая! – удивился он и поднялся, отряхивая джинсы. – Что? – спросил он. – А… Это Тамара Васильевна, соседка. Ильины два года назад ее выписали. Из Канска. Она там на поселении с одна тыща девятьсот тридцать девятого года жила. В Москве никому, кроме меня, не доверяет. Целый день караулит под дверью, боится, что придут забирать. У нее на этот
– Ты что? – спросила Клавдия. – Шутишь? И посмотрела на Таню.
– И не думаю даже. – Андрей пожал плечами и пошел в кухню.
– Вечно у тебя фантазии какие-то, Ларионов, – пробормотала Таня. – Некачественные.
– Есть хотите? – спросил Андрей негромко.
Сейчас картошки нажарим. Будете?
– Будем, – отозвалась Клавдия неуверенно и снова посмотрела на Таню. В Андреевой квартире она чувствовала себя неуютно.
– Тапки только обуйте, – посоветовал Андрей из кухни. – Холодно очень, и не убирался я давно. Хотел полы в субботу помыть, да пришлось на дачу ехать…
– Дай тебе волю, ты вообще родителей забудешь, – сказала Таня язвительно и пошла к нему на кухню. – За все лето был, только пока забор ставил, а потом раз, и нет тебя. Хоть плачь.
– Не плачь, девчонка! – пропел Андрей. – Пройдут дожди. Солдат вернется, ты только жди!
– Жди тебя! – перебила Таня. – До смерти прождешь. Дай мне нож с черной ручкой.
Клавдия осторожно, как будто боясь, что от ее вторжения разлетятся и спрячутся в темных углах хорошие воспоминания и беззаботные тени той, давней жизни, пошла в комнаты.
В коридоре почти ничего не изменилось. Те же книжные полки по правой стене, от пола до потолка. Те же светильники, доставшиеся Елене Васильевне в приданое от матери и никогда не менявшиеся. Ковер другой, и обои, пожалуй, тоже. Или нет?
В комнатах тоже все было узнаваемо, и это принесло облегчение. Почему-то Клавдия очень боялась, что квартира стала совсем чужой.
В гостиной новый торшер, и мебель расставлена как-то по-другому, в кабинете – книги, компьютер, громадный стол и глухой толстенный ковер от стены до стены.
В спальню она не пошла. Еще не хватало.
Она оглянулась и потрогала рукой светлую стену.
Кругом было как-то слишком просторно, если не сказать – пусто.
– Когда разводились, мебель пришлось делить, – пояснил Андрей сзади. – Старую продали, когда женились, а новую поделили, когда разводились. Тебе вершки, мне корешки.
– Много мебели тоже плохо, – сказала Клавдия и улыбнулась ему. – В моей однокомнатной вещей очень много, а меня мало. И ничего не поделаешь. Тебе повезло, что у тебя целых три комнаты, а не одна.
– Переезжай ко мне, – предложил Андрей, доставая из серванта стаканы. – У тебя будет простор, а у меня компания.
– Ты картошку солил, братик?! – закричала из кухни Таня. Клавдия была уверена, что она подслушивала.
Все-таки он был на редкость тупой.
– А вы чего приехали-то? – вспомнив, спросил он. – И еще трезвонили там два часа, соседей перепугали.
– У нас к тебе дело, – пугаясь, пробормотала Клавдия, – …было.
– У вас ко мне было дело? – изумился Андрей. – Какое такое дело? Дело пестрых?