Мифические эксперименты, или…
Шрифт:
За то, что произошло потом, Брысь ещё долго корил себя и даже в сновидениях терзался угрызениями совести — заворожённый необычным, почти цирковым представлением, которое устроил для него младший компаньон, опытный путешественник совершенно забыл про возможную опасность!
Зверь возник бесшумно и внезапно. Чёрные глаза, абсолютно круглые и непроницаемые, как у акулы-убийцы, скользнули по застывшему от ужаса искателю приключений и задержались на шаре с «начинкой». В бесстрастном взгляде монстра мелькнуло любопытство, а кошачья часть его натуры побудила
Для пластиковой сферы этого оказалось достаточно, чтобы отлететь почти в конец коридора, туда, где потрескивало и шипело огненное кольцо. (Пафнутий стремительного перемещения не почувствовал, поскольку при появлении чудовища свалился в глубокий обморок.)
Фаза полёта завершилась дробным постукиванием шара по бетонному полу, и зверь решил продолжить забаву. Совершив три гигантских прыжка, он нагнал сферу. Дальше случилось и вовсе ужасное — после нового толчка шар вместе с потомком отважных мореплавателей влетел в полыхающий обруч и загремел по ступенькам пространственно-временной лестницы! Увлёкшееся весёлой игрой чудовище устремилось за ним, а следом, презрев собственный страх, кинулся Брысь…
Глава двадцать девятая, в которой у Савельича появляется дурное предчувствие
Мартин прижал выдернутого из норы марсианина лапой, чтобы не удрал, и потянулся за следующим.
— Вот влип! — снова изрёк тот вполне отчётливо, а главное, на понятном языке.
Это прозвучало так неожиданно, что Рыжий и Савельич отпрянули, а пёс вообще отскочил в сторону. Оказавшись на свободе, диковинный двухголовый абориген поднялся на лапки. Но вместо того чтобы воспользоваться замешательством чужаков и спасаться бегством, отряхнул длинный хвост, покрытый густой шерстью и больше подходящий для котов, и добавил к уже сказанному приятелем:
— Енаисрам! Икимеднэ!
— Марсиане! Эндемики! — не вылезая на поверхность, разъяснил второй абориген смысл непонятных слов.
— Они умеют говорить по-нашему и даже задом наперёд! — восхитился Рыжий, а философ пристально оглядел стоящего в полный рост грызуна, едва ли крупнее потерявшегося на марсианских просторах Пафнутия.
— Если убрать одну голову и укоротить хвост, то получится вылитая шиншилла!
— Шиншилла? — удивлённо переспросил Рыжий, никогда не подозревавший о существовании зверька с таким забавным названием.
— Я в Летнем саду видел — её выгуливали в прозрачном шаре!
Мартин и Рыжий недоумённо переглянулись.
— Как это?
— Очень смешно: грызун перебирает внутри лапками, сфера катится, а хозяин гордо вышагивает следом!
— Но почему бы не вести питомца на поводке? — поразился Мартин, пожалев несчастное бессловесное создание. Впрочем, если бы оно и возражало, то человек, не восприимчивый к языку животных, всё равно бы не понял!
— Вот уж не думал, что мы так быстро обнаружим на Марсе разумных существ, да ещё так мало отличающихся от земных! — не скрывая изумления, молвил книгочей.
Мартин был настроен
— Пусть лучше скажут, что они сотворили с Пафнутием! — грозно прорычал он и, на всякий случай, опять придавил лапой кончик красно-коричневого хвоста.
Зверёк покосился на пленённую часть тела и перевёл выразительные перламутровые глазки на котов — возобновил сеанс телепатии, прерванный грубым поступком гиганта, непонятно каким образом затесавшегося в компанию интеллигентных грациозных чужаков. (Несмотря на существенные различия в цвете и длине шерсти, он безошибочно определил в них родственников серо-белого пришельца с толстым полосатым хвостом — пределом мечтаний любого, у кого имелся похожий атрибут внешности.)
Рыжий не выдержал непривычного способа общения и потряс лохматой головой:
— Савельич, у меня появились чужие мысли! — пожаловался он философу, однако книгочей не ответил, продолжая внимательно «слушать» рассказ аборигена.
— Нам повезло! — наконец произнёс он взволнованно. — Брысь нашёл Пафнутия, и они оба здесь, живые и здоровые!
Мартин тут же сменил гнев на милость и несколько раз высоко подпрыгнул от радости, чем окончательно напугал марсиан, и они оба юркнули в нору.
Рыжий онемел от охватившего его счастья и ограничился доведением глаз до невероятного размера.
— А здесь — это где? — опомнился Мартин, опасаясь, что преждевременно спугнул местных жителей.
— Там, где мы и предполагали, на продуктовом складе в поселении колонистов под скалой!
— Ух ты! — возликовал пёс, боясь сознаться, что наличие вышеназванного помещения радует его не меньше, чем присутствие там любимых друзей.
Потом он вспомнил, как ударился с разбегу обо что-то невидимое, но очень твёрдое, преградившее путь к пирамиде, и кинулся к отверстию, в котором скрылись аборигены.
— Эй, а как туда пройти? — прокричал он.
Общительный двухголовик снова высунулся наружу и уставился в большие тёмно-карие глаза ушастого гиганта. Однако после нескольких бесплодных попыток установить мысленную связь со странным незнакомцем, взгляд марсианской шиншиллы переместился на уже проверенного в «переговорах» чёрного пожилого пришельца.
— Что он сказал? — нетерпеливо воскликнул Мартин, несколько смущённый отсутствием у него телепатических способностей.
— Что они нас проводят! — ответил Савельич и встревоженно добавил: — Нужно поторопиться, у меня дурное предчувствие!
Местные грызуны, вероятно, тоже ощутили беспокойство, потому что наперегонки бросились показывать дорогу…
Глава тридцатая, в которой Брысь совершает чудеса отваги
Скок-скок-скок-скок… Шар из прозрачного пластика с заключённым в нём Пафнутием наполнял пространственно-временной «подъезд» звонким эхом. Когда Брысь домчался до «входа», эхо уже затухало. Изумительный кошачий слух различил, как мягко и пружинисто перескакивает со ступеньки на ступеньку безжалостный зверь, преследуя «удирающую» игрушку.