Мифология греков и римлян
Шрифт:
«Напрасно ищут они очищения от пролития крови в том, что марают себя кровью. [Ведь это все равно] как если бы кто–нибудь, попав в грязь, грязью же хотел ее смыть. Безумцем счел бы его [всякий] человек, заметивший, что он так поступает. И статуям этим они молятся, [все равно] как если бы кто–нибудь пожелал беседовать с домами. Они не знают, что такое боги и герои».
Таким образом, ни кровавая месть, уходившая в глубину общинно–родовых отношений, ни принесение жертвы, кровью которой можно было бы очистить пролившего кровь преступника, по крайней мере уже в VI—V вв. до н. э. не были такими представлениями, которые можно было бы считать ведущими. На очереди стояло очищение внутреннее, т. е. раскаяние, искупление, а не только внешнее очищение. В этом смысле мотив рабского служения Аполлона у Адмета и Лаомедонта является гораздо более высокой формой очищения. Однако и это еще не было тем внутренним просветлением преступника, которое мы находим, например,
г) Характеристика Дельфийского, или Пифийского, Аполлона не была бы полной, если не обратить внимания еще на один момент, хотя, собственно говоря, рассмотрение его выходит далеко за пределы мифологии. Это так называемые Пифийские игры и состязания, которые были установлены в честь победы Аполлона над Пифоном и которые по своему блеску и популярности уступали только знаменитым Олимпийским играм. Сведения об этих играх можно найти у Павсания и Страбо–на, а особенно во вступлении в древних комментариях–схолиях к Пифийским одам Пиндара. Из этих источников видно, что до 590 г. игры эти устраивались местными фокейскими силами, но что с этого года ими стала распоряжаться дельфийская амфиктиония. Можно проследить историю этих состязаний, где сначала подвизались флейтисты–авлоды, а в дальнейшем и кифареды, где потом стали проводиться также и гимнастические, конные и другие состязания, но где мусическая часть всегда предшествовала физкультуре. Имеются сведения о победителях, наградах и организации состязаний. Стра–бон (IX 3, 9—11) сообщает ряд интересных сведений о мусической части и, между прочим, о пятисоставном номе — песне в честь Аполлона, — исполнявшемся на празднестве и изображавшем борьбу Аполлона с Пифоном.
д) Дельфийский, или Пифийский, Аполлон пользовался широкой известностью во всей Греции. Его оракулов с аналогичной идеологией и организацией было по всей Греции очень много.
Важно отметить, что местом распространения апол–лоновских экстатических оракулов являлась по преимуществу Малая Азия.
Самым популярным из них был оракул Аполлона в Дидимах уоколо Милета, где и сам Аполлон именовался Дидимейским. По Геродоту (I 46, 157; VI 19) и Страбону (XIV 1, 5), основателем этого оракула был некий Бранх, пророк и любимец Аполлона, и его потомки Бран–хиды были наследственными жрецами этого оракула. Диоген Лаэрций (VIII 4) сообщает, что в этом храме был щит, пожертвованный еще Менелаем, впоследствии почти сгнивший и сохранивший только переднюю сторону из слоновой кости. Храм неоднократно разграблялся (например, Ксерксом) и потом вновь выстраивался. Оракул здесь был экстатический, и прорицания давались тоже при содействии соответствующих испарений и мантиче–ской воды. О вдыхании священных вод в Дидимах говорит Ямвлих (De myst. Ill 12). Были и празднества Диди–меи, включавшие состязания. Дидимейский Аполлон был настолько популярен, что под этим названием почитался и в других местах, а по Павсанию (VII 2, 6), он был древнее даже ионийского поселения в Малой Азии.
Другим знаменитым оракулом Аполлона в Малой Азии по типу Дельфийского был оракул Аполлона в Кларосе, около Колофона. Павсаний (VII 3, 1—3) рассказывает историю этого оракула, очень важную для характеристики малоазиатского Аполлона. В древние времена в Карию пришли критяне и стали теснить местное население. А когда после второго фиванского похода здесь появились греки, то критский вождь Ракий вступил в брак с прибывшей сюда Манто, дочерью знаменитого фиванского пророка Тиресия. Из других источников мы знаем, что эта Манто и ее сын Мопс были первыми жрецами Кларосского Аполлона. У Страбона (ниже, стр. 391, сл.) и Сервия (Вис. VI 72) читаем о борьбе Мопса и Калханта (другого аполлоновского пророка) из–за первенства и о победе Мопса. У Тацита (Annal. II 54) имеется рассказ о Германике, вопрошавшем у Аполлона Кларосского:
«Там не женщина [заведует делом], как в Дельфах, а жрец, приглашаемый из известных фамилий, и почти всегда из Милета. Он выслушивает только о числе вопрошающих и об именах их, затем спускается в пещеру, почерпает там воды из таинственного
В Кларосе были и игры. Популярность оракула была велика, так что Аполлон Кларосский почитался во многих других местах. Особенно этот оракул был популярен в Риме. Плиний (Nat. hist. II 232) говорит о вредном влиянии кларосского источника на здоровье.
Менее известны были другие малоазиатские оракулы Аполлона. Так, об Аполлоне Фимбрейском, около Трои, сообщает некоторые сведения Сервий (Aen. III 85). Жрецом был здесь известный Лаокоон (например, Ватиканские мифографы II 27, 2). Тут, между прочим, была знаменитая встреча Ахилла с троянской царевной По–ликсеной, и тут Ахилл был убит Парисом при помощи Аполлона во время свадьбы с Поликсеной. Точное географическое положение оракула указывается у Страбо–на (XIII I, 35) и у Гесихия (Thymbra). В Гринейоне, около города Мирины в малоазиатской Эолиде, был тоже оракул Аполлона, причем, по Страбону (XIII 2, 5), культ Аполлона вообще был распространен от Трои до Тенедоса. О роще плодовых и других прекрасных деревьев у храма Аполлона Гринейского сообщает Павсаний (I 21, 9). У Сервия (Вис. VI 72) читаем подробный рассказ о происхождении имени Гринея (это или сын Аполлона, или сын Еврипила), о связанных с ним героических мифах, о жреце Калханте и его гаданиях и, наконец, о прекрасной природе этого места. В Ликии, в городе Патарах, был оракул Аполлона, где жрица, по Геродоту (I 182), запиралась по ночам в храм для общения с богом. По Сервию (Aen. IV 143), Аполлон в течение шести летних месяцев дает оракулы в Патарах и в течение шести зимних месяцев — на Делосе. Вспомним Горация (Carm. III 4, 60—64, Шатерн.):
Тут — неразлучный навеки с луком, Кто в чистой влаге моет Касталии Кудрей извивы, — житель кустарников Ликийских иль лесов родимых Делоса, — ты, Аполлон Патарский.В святилище оракула Аполлона Фирксея (ниже, стр. 581), недалеко от Кианей, в Ликии, по Павсанию (VII 21, 13), гадали по воде священного источника, причем «там вода дает возможность всякому, кто посмотрит в источник, видеть все то, что он пожелает».
Что касается оракулов Аполлона дельфийского типа в самой Греции, то они менее популярны, чем малоазиатские. Из них укажем следующие. Павсаний (X, 35, 2) подробно рассказывает об оракуле Аполлона в Абах, фо–кейском городе, и об его печальной судьбе. Немало оракулов также было в Беотии. Павсаний (IX 23, 6) указывает на «непогрешимый» оракул Аполлона Птойского в Фивах, будто бы давшего в 479 г. ответ Мардонию на карийском языке (то же у Геродота, VIII 135); а также (IX 10, 2—4) на Аполлона Исменийского, с подробным описанием его храма и культа. Оракул Аполлона был и в Тегире (Plut. De def. or. 5), где, по одному из более редких преданий (ниже, стр. 410), родился и сам Аполлон. Оракулы Аполлона были и в Пелопоннесе. Павсаний (II 24, 1) говорит об оракуле Аполлона Дейрадиота (Горнохребетного) в Аргосе, где жрица давала пророчества после вкушения крови барана.
Кроме всех этих оракулов Аполлона, рассыпанных по всей Греции, можно было бы привести еще много разных мест, где он почитался под именем Пифийского, что также указывало на связь с Дельфийским оракулом, хотя, быть может, здесь и не было оракулов в собственном смысле слова. Такой Аполлон Пифийский почитался в Афинах, Фивах, Аргосе, Трезенах, Коринфе, Сикионе, Мегаре, Потидее, Тегее, а также на островах Делосе, Самосе, Родосе (Линд), Паросе, Фасосе, Коркире и Крите.
Из более мелких и менее известных оракулов Аполлона упомянем: в материковой Греции — в беотийских Эвт–резисе и Гисиях, в фессалийской Коропе, в Оробии на Эвбее; в Малой Азии — в троадских Адрастее, Гергисе и Зелее и недалеко от Магнезии на Меандре в Гиерако–ме. Не следует выводить все эти оракулы Аполлона обязательно из Дельф. Эти прорицалища возникали часто сами собой, вполне стихийно. Стоит указать хотя бы на такую разницу малоазиатских оракулов Аполлона с дельфийскими, что прорицания здесь давались не только женщинами, но и мужчинами. Такие мужские прорицалища Аполлона едва ли были непосредственно связаны с Дель–фами.
Классическим местом изображения аполлоновского оргиастического оракула является «Энеида» Вергилия (VI 42—101), где в связи с вопрошанием Энея в храме в Кумах дается подробное описание и самого этого храма, и находящейся в нем Сивиллы с разными психологическими и физиологическими подробностями, а также и ее пророчеств. И вообще обилие оракулов Аполлона с их разными атрибутами вызывало в древности восторг и удивление. И еще Гимерий (Orat. XXI 8) восторженно писал:
«Будем подражать, о юноши, всемудрой лире Аполлона. Как этот бог ее настроил?! Ведь Колофон имеет именно лиру, в Дельфах же звучит треножник. Однако ты найдешь оракул и в источниках у Бранхи–дов, и в свою очередь божество вещает у делосцев при помощи растительности».