Мифология греков и римлян
Шрифт:
«Воспеваем великого бога Аполлона, бессмертного, светловидного, длинноволосого, нежношевелюрного, с крепким умом, царя, стрелолю–бивого, дающего жизнь, радующегося, смеющегося, гигантоистребите–ля, мягконравного, Зевсом рожденного, Зевсова чада, драконоистреби–теля, радующегося лавру, прекрасноречивого, широковладычествующе–го, дальновержца, подателя надежд, жизнеродителя, в высшем смысле божественного, умного, как Зевс, дарователя соревнования, ласкового, сладкогласного, сладкоумного, с целящими руками, звероубийцу, цветущего, чарователя умов, чарователя словами, стреловержца, вожделенного целителя, всадника, связующего миры, кларийского, отважно–душного, плоды рождающего, Латоной рожденного, приятного, веселого лирой, освещающего, празднующего таинства, прорицателя, мужественного,
Пытаясь создать противодействие и параллель христианскому монотеизму, язычество конца античного мира приходит тоже к некоему языческому монотеизму. Неувядаемым памятником такой поздней реставрации первобытного фетишистского синтетизма, но уже обработанного тончайшими и почти схоластическими методами неоплатонизма, является речь Юлиана под названием «К царю Гелиосу» (IV). В этой речи мы находим и рассуждения о личном отношении автора к этому божеству, и философское учение о сверхкосмических и космических функциях Солнца, и учение о связи его с другими богами, и рассуждения о том счастье и спасении, которое доставляется им всем людям, и особенно Риму. Макро–бий, сводя Аполлона тоже к Солнцу, посвятил этому божеству в своих «Сатурналиях» настолько большую главу (I 17), что ее вполне можно считать отдельным специальным и весьма обстоятельным трактатом. Здесь на все лады доказывается солнечность Аполлона, с приведением огромного числа этимологических, мифологических, историко–религиозных, литературных и антикварных аргументов и разнообразных древних текстов.
В заключение характеристики эллинистического Аполлона приведем еще одно античное рассуждение о нем, которое, отличаясь всеми чертами эллинистического реставраторства, интерпретаторства и коллекционерского описательства, все же ближе подходит к восприятию классического Аполлона именно со стороны пластически–упорядоченной и структурно–творческой его природы. Таким суждением в значительной мере является комментарий Прокла на платоновского «Кратила», и именно его главы 174—176.
Приведем отсюда главнейшие мысли.
В этом рассуждении Прокл комментирует приведенное выше (стр. 392, сл.) место из платоновского «Кратила» относительно четырех значений имени Аполлона. Предварительно Прокл выставляет здесь основной принцип Аполлона, долженствующий лежать в основании всякого рассуждения об Аполлоне. Принцип этот заключается в том, что Аполлон является «виновником единения и возводителем множества к единству» (р. 96, 28у.
Этот принцип Прокл сравнивает с четырьмя особенностями Аполлона у Платона и утверждает, что таких особенностей вообще можно было бы указать сколько угодно, поскольку божество для человека неохватываемо и неисчерпаемо. Тем не менее число «четыре» Прокл принимает с одобрением, считая, что оно достаточно правильно характеризует Аполлона наряду с весьма расчлененной десяткой и скрытой в себе нерасчлененной единицей (96, 29—97, 15). Прокл только хочет трактовать четыре платоновские особенности Аполлона не как попало, но методически, в известном порядке, несмотря на то что все божественные потенции и акты находятся друг в друге, будучи в то же время и совершенно различными (97, 15—21).
Первую функцию Аполлона, врачебную, Прокл относит к области космоса под луной. Эту область он характеризует словами Эмпедокла (frg. 121, 2—3,
Мантическую функцию Прокл относит к области неба, поскольку потенция выявлять все внутреннее больше всего выражена Солнцем, которое делает все видимым и наполняет все единством, подобно тому как ум все темное делает ясным (97, 28—98, 4).
Стрелковую функцию Аполлона Прокл относит к той области, которую он называет «абсолютной» (apotyton). Эта область отнюдь еще не является у Прокла самой верхней, потому что она только охватывает космос в его универсальном единстве, но еще не является его последней движущей и создающей силой, т. е. демиургом. Эта область только еще передает демиургические потенции космосу и в этом смысле уничтожает всякую беспорядочность. Это и значит, что Аполлон мечет свои стрелы, что он стреловержец (со ссылкой на «Илиаду» I 75): «Будучи отделенным и изъятым, он всему посылает энергию, это и есть его стрелы» (98, 4—10).
Наконец, музыкальная функция Аполлона, по Про–клу, относится к той области, которая является «води–тельной» не только для самого космоса, но и для всех его внутренних закономерностей. Действительно, он является тем, кто «приводит в согласие весь космос в соответствии с единственным единением, установивши вокруг себя хор Муз, «величаясь гармонией света» (Or. Chald., р. 36), как говорит некто из теургов» (98, 10—15).
Таков основной комментарий Прокла к указанному месту из Платона. В дальнейшем Прокл много говорит о единстве четырех функций Аполлона, об их распространенности по всему бытию сверху донизу, о специфичности каждой из них и в то же время о наличии их всех во всякой области бытия, но везде — обязательно специфически. Одним способом — у богов, другим — у демонов, третьим — у героев и так же — у людей и животных, в растениях и прочих предметах (98, 16—99, 7).
Самое же главное — это то, что Прокл всюду старается выдвинуть структурный, и притом творчески структурный, принцип. «Во всех этих порядках необходимо соблюдать то, что этот бог является творящим единство для множественности». Врачебное искусство уничтожает беспорядок, вносимый в организм болезнями, и водворяет единое здоровье. Мантика являет чистоту истины и тем самым тоже вносит единство в беспорядочный мир множественности. Стрелковое искусство уничтожает все звериное и низшее и тоже вносит порядок и гармонию. Музыка своим ритмом и гармонией тоже уничтожает все беспорядочное (99, 7—27). Эту мысль Прокл заостряет в том направлении, что Аполлон у него оказывается ниже демиурга, поскольку он связан именно с областью множественности.
«И все эти потенции находятся в демиурге первично, изъято и еди–новидно, в Аполлоне же — вторично и в различенном виде, так что поэтому Аполлон отнюдь не может быть тождественным с демиургиче–ским умом. Последний охватывает эти потенции универсально и в качестве отца, Аполлон же — путем подражания этому отцу в ослабленному виде. Ведь все энергии и потенции вторичных богов охватываются в демиурге в отношении своей причины; и этот последний действует как , демиург и устрояет все одновременно и собранно по всем энергиям *' и потенциям. Те же, которые происходят от него, действуют одновременно с отцом, будучи разными в разных энергиях и потенциях» (99, 27—100, 7).
Условное и никак не аргументированное четверное разделение Аполлоновых функций у Платона в комментариях Прокла мотивировано отнесением этих функций к четырем космическим областям: помещение их в иерар–хийный ряд, взаимное переплетение в каждой космической области и выделение в каждой такой функции какого–нибудь одного отвлеченного момента. Здесь дана не мифология в ее наивной непосредственности и чувственной наглядности, но некоторого рода философия мифологии, использующая в каждом мифе ту или иную его идейную сторону и превращающая эту сторону в логическую категорию.