Мифы и легенды народов мира. т.3. Древний Египет и Месопотамия

Немировский Александр Иосифович

Прежде всего, никто из египтян не понимал изображение солнечного бога Ра буквально; никто не верил, что где-то на небесах действительно живет такое существо — человек с соколиной головой. Нет, изображения Ра, как и изображения других богов, служили только символами божества. Это засвидетельствовал еще знаменитый древнегреческий историк Геродот, посетивший Египет около 450 года до н. э.: «Пишут… художники и высекают скульпторы изображения Пана ^[2] подобно эллинам — с козьей головой и козлиными ногами, хотя и не считают, конечно, такое изображение правильным, полагая, что этот бог имеет такой же вид, как и прочие боги. Но почему они все-таки изображают его таким, мне трудно сказать» ^[3] . Нам тоже трудно, а скорее всего, и невозможно узнать, как в действительности представляли себе египтяне своих богов, в том числе бога солнца, но зато мы можем с уверенностью заключить, что в виде сокологолового человека они его не

представляли, а лишь изображали. Это — символ; и это не покажется вам таким уж удивительным и непонятным, если вы вспомните, что всякого рода символические изображения широко распространены и в наше время. Например, в городе Волгограде в честь победы Красной Армии над фашистскими захватчиками в Сталинградской битве установлен памятник, изображающий нашу Родину, восставшую на борьбу с оккупантами, в виде женщины с мечом в руке. Никто ведь из нас не воспринимает это изображение буквально, никто не представляет себе Родину — Россию — в виде женщины. Все мы прекрасно понимаем, что это символ, все мы знаем его значение. И гербы государств, и гимны, и знамена — это тоже символы.

2

Геродот называет Паном древнеегипетского бога Банебджедета.

3

Перевод с древнегреческого Г. А. Стратановского.

Во-вторых, ни к какой мифологии, а к древнеегипетской в особенности, нельзя подходить с точки зрения нашей логики и нашего «здравого смысла».

Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, в чем разница между мифом и сказкой?

Сказка — это заведомый вымысел. Тот, кто рассказывает сказку, всегда знает, что он рассказывает нечто такое, чего не было и не могло быть в действительности, хотя и рассказчик и слушатель в какой-то степени в эту выдумку все же верят (точно так же и мы с вами знаем, что на земле нет ни страны лилипутов, ни страны великанов, и тем не менее, когда мы читаем сказку Джонатана Свифта «Путешествие Гулливера», эти страны начинают для нас как бы существовать в действительности). Но — не более того: с каким бы захватывающим интересом мы сказку ни слушали, мы все равно знаем, где кончается реальный мир и начинается мир вымысла.

Миф же — для того, кто в него верит — это всегда правда, но выражена эта правда не реалистическими средствами, а иносказательно. Это вполне определенная картина окружающего мира и система взглядов на жизнь: попытка объяснить и явления природы, и смысл человеческого существования на земле, и нравственные ценности, и принятые в обществе моральные нормы. Разумеется, каждая эпоха объясняет это своими, доступными ей способами. В наше время в сознании людей, в их миросозерцании преобладает логика, строго научный подход к жизненным явлениям; для египтян же большее значение имели чувства, эмоции, красота и поэтичность окружающего мира, а не только познание и научное объяснение его явлений. Поэтому в мифологии Древнего Египта преобладает именно поэтичность. И вполне естественно, что в поэзии небо может быть одновременно и рекой, и крыльями коршуна, и коровой. Это — символы, своеобразные «поэтические определения» неба.

Что такое «поэтическое определение», очень хорошо и наглядно объяснил выдающийся русский востоковед Игорь Михайлович Дьяконов, сравнив древнеегипетские образы неба — коровы, неба — реки и неба — женщины с метафорами из пушкинской стихотворной строки:

Пчела из кельи восковой Летит за данью полевой…

«Раскрывая эти метафоры, — пишет И. М. Дьяконов, — мы можем выразиться так: «пчела подобна монахине тем, что она живет в темных и замкнутых восковых сотах улья, как монахиня в келье; пчела подобна сборщику налогов или дружиннику тем, что она собирает нектар — достояние цветов, как дружинник собирает дань с подданных царя или царицы. То обстоятельство, что монахиня нисколько не похожа на сборщика налогов, не обедняет своей противоречивостью образ пчелы, а обогащает его, делая его более разносторонним. Точно так же небо — корова, небо — [женщина] и небо — река не противоречат друг другу, а в плане мифологическом только обогащают осмысление образа неба».

Вот другой пример подобного «поэтического определения» — из стихотворения Б. Л. Пастернака, которое так и называется — «Определение поэзии»:

Это — круто налившийся свист, Это — щелканье сдавленных льдинок, Это — ночь, леденящая лист, Это — двух соловьев поединок. Это — сладкий заглохший горох, Это — слезы вселенной в лопатках ^[4] , Это — с пультов и флейт Фигаро Низвергается градом на грядку…

4

Лопатки — стручки гороха. (Примеч. Б. Л. Пастернака.)

Теперь, после всего сказанного, у вас уже не вызовут недоумения следующие строки из древнеегипетского гимна богу Осирису:

Сущность твоя, Осирис, Непознаваема

для разума простого смертного. Ты — луна, сияющая на небесах, Ты — великий Нил, орошающий поля, Твои благодатные разливы даруют жизнь людям, Ты — вечно воскресающая после смерти природа, Твое величество, Осирис, — это царь Загробного Мира.

Невозможно понять египетский миф, если подходить к нему с мерками нашего «здравого смысла». Никому ведь не придет в голову искать научную логику в стихотворении Б. Л. Пастернака «Определение поэзии» и, не найдя ее, упрекать поэта за то, что он «был наивен и не замечал противоречий»!.. С точки зрения здравого смысла «нелогичны» и некрасовские строки «Ты и убогая, ты и обильная… Матушка-Русь!», и державинские «Я царь — я раб — я червь — я Бог!», но и в том и в другом случае с помощью образов и символов мысль выражена предельно ясно и понятно. А попробуйте выразить эти же мысли сухим, лишенным метафор языком! Вместо одной поэтической строки вам понадобится, по крайней мере, пять — десять предложений, и все равно передать удастся только мысль — строгую сухую формулировку, — весь же чувственный накал и вся красота будут потеряны.

На подобной символике построена не только мифология, но и изобразительное искусство Древнего Египта. Этим оно отличается от древнегреческого искусства. Сравним два рисунка — эллинский и древнеегипетский. На обоих рисунках изображен восход солнца. Разберем сперва эллинский рисунок. В колеснице, запряженной крылатыми конями, бог солнца Гелиос взлетает на небеса. Лучи его короны золотят океан, волны разбрызгивают искристую пену и упоенные, счастливые юноши резвятся, радуясь началу нового дня. Рисунок можно в каком-то смысле назвать реалистическим: восход солнца изображен в точности так, как его описывают соответствующие мифы и легенды.

Восход солнца. Рисунок на греческой вазе

Посмотрите теперь на следующий рисунок. Перед вами иллюстрация к тексту «Мифологического папируса певицы бога Амона Та-хем-эн-Мут». Та же самая сцена восхода солнца. Из-за склона розовой горы, цвет которой символизирует одновременно и цвет зари, и цвет существующей в действительности горной вершины Эль-Курна близ Фив, появляется Ладья Вечности — лодка, в которой Ра перевозит солнечный диск через небесный Нил. Символическое изображение небесных вод держит на рогах богиня неба Нут, изображенная в виде коровы. Упоминания о том, что Нут держит на рогах небеса, вы не найдете ни в одном мифе: это — символ! Над ладьей парит новорожденное солнце — бордовый стилизованный диск с головой барана внутри (символ Амона-Ра). Диск катит по небу жук-скарабей Хепри (самого Хепри на рисунке нет, но он подразумевается).

Навстречу восходящему светилу раскрыл лепестки лотос, и павиан издает ликующий крик, приветствуя новый день. Горные павианы считались в Египте священными, поскольку при восходе солнца они издают радостные крики. Кроме того, эти обезьяны считались священными животными бога мудрости Тота. Таким образом, павиан на рисунке символизирует сразу двух богов — Тота и Ра, как бы их «слияние воедино». Это, к примеру, может означать, что свет, который Ра дарует земле, и существующий мудрый миропорядок едины и неразделимы. Можно, конечно, и как-нибудь по-другому истолковать этот символ… А что означает стоящая на носу Ладьи богиня правды и мирового порядка Маат (с пером на голове)? Установленный богами закон, по которому солнце умирает вечером и неизменно воскресает утром? Справедливость, за соблюдением которой зорко следит Ра? Ассоциаций и толкований можно найти сколько угодно, и все они будут в одинаковой степени правомерными. Как в стихотворении!

Восход солнца. Рисунок в египетском папирусе

И павиан, и лотос, и Ра, и Маат — все изображения на рисунке по своему назначению напоминают иероглифы. Знаете ли вы, на каком принципе основана иероглифическая письменность — идеография?В тех языках, где используются иероглифы, слова составляются следующим способом. Например, есть три иероглифа: «огонь», «дом» и «вода». Каждый иероглиф заключает в себе какое-то конкретное значение, причем только одно. Но если «соединять» иероглифы друг с другом, то возникнут и новые значения: «огонь-дом» — «пожар», «огонь-вода» — «гроза», «дом-вода» — «корабль». Точно так же и на египетском рисунке: каждое сочетание изображений дает новую аллегорию, новый смысл. Павиан и лотос — растительный и животный мир. Павиан и Маат — мудрость установленного богами закона. Лотос и Маат — его красота (поскольку лотос считался символом красоты, процветания и воскресения после смерти). Маат и Ра — справедливость бога-владыки. Лотос, павиан и Ра — жизнь, источником которой является солнечное тепло. Если в сцену полета Гелиоса добавить, например, еще одного юношу или заменить юношей нереидами (морскими нимфами), то общий смысл рисунка от этого никак не изменится. Но если проделать то же самое с египетским рисунком — например, изобразить там стебель папируса, — сразу же возникнут новые образы и символы. Папирус считался эмблемой Нижнего (Северного) Египта, лотос (точнее, лилия) — Верхнего, и вместе они будут олицетворять объединение Двух Земель в единое государство. Вся странаприветствует новое солнце — воскресшего после ночи бога Ра.