Мифы и загадки Октября 1917 года
Шрифт:
Падение Порт-Артура после почти годовой осады 20 декабря 1904 (2 января 1905 г.) дало толчок для ускорения антиправительственных выступлений, и не только в Петербурге. 8 января 1905 г. в подпольной Авлабарской типографии Кавказского союза РСДРП была отпечатана прокламация, открывавшаяся словами: «Редеют царские батальоны, гибнет царский флот, сдался, наконец, позорно Порт-Артур, – и тем еще раз обнаруживается старческая дряблость царского самодержавия». Автор прокламации Иосиф Джугашвили писал: «Русская революция неизбежна. Она так же неизбежна, как неизбежен восход солнца. Можете ли вы остановить восходящее солнце?».
После того, как 9 января над Петербургом взошло солнце, десятки тысяч рабочих и членов их
Люди шли под пение молитвы «Спаси, Господи, люди твоя». Гапон выкрикивал: «Мужайтесь! Или смерть, или свобода!». У Нарвской заставы, как вспоминал Гапон, толпе путь преградили ряды пехоты, «впереди пехоты стояла кавалерия с саблями наголо… Вдруг сотня казаков бросилась на нас с обнаженными саблями… Раздался крик ужаса, когда казаки обрушились на нас… Я видел, как подымались сабли, и мужчины, женщины и дети падали как подкошенные… Вдруг, без всякого предупреждения, раздался выстрел». Сотни рабочих и членов их семей были разрублены или расстреляны.
После установления Советской власти 22 января (9 января по старому стилю) стал ежегодно отмечаться как день памяти жертв Кровавого воскресенья. (Потом этот же день стал одновременно днем памяти Ленина, скончавшегося 21 января 1924 г.) Этот день был выходным, но траурным. На улицах вывешивали флаги с черной траурной полосой. Хотели этого организаторы этой традиции, или нет, но траур в честь погибших питерских рабочих невольно символизировал трагическую судьбу первой русской революции, которая была обречена на поражение с первого же ее дня.
9 января 1905 года в западню попала не только процессия, возглавлявшаяся Гапоном, но и первая русская революция. Хотя весть о кровавой расправе вызвала возмущение в рабочей среде, кое-где в столице рабочие захватывали оружейные склады и разоружали полицейских, а на Васильевском острове даже воздвигли баррикады, восстания в столице империи не произошло. Хотя после Кровавого воскресенья на многих предприятиях страны прошли стачки, эти выступления не переросли во всеобщее восстание против существовавшего строя. Нет сомнения в том, что миллионы людей в России были потрясены рассказами о бесчеловечной расправе, но они не желали испытать судьбу питерских рабочих, которые были брошены под удары сабель или выстрелы из винтовок. В то же время последующие события показали, что расхожее представление о том, что 9 января была расстреляна вера народа в царя, было преувеличенным. Поэтому ошибочными были ожидания сторонников революции скорого свержения самодержавия.
О том, что царское правительство ощущало уверенность в прочности своего положения после Кровавого воскресенья, свидетельствовала речь Николая II перед депутацией рабочих, которую он принял в Царском Селе 19 января. Признав, что «жизнь рабочего… не легка», что в ней «много надо улучшить», царь призвал слушателей иметь терпение. Он пообещал сделать «все возможное к улучшению быта» рабочих. Однако он тут же объявил: «Мятежною толпою заявлять мне о своих нуждах – преступно». Он винил рабочих, которые пришли 9 января на Дворцовую площадь и были расстреляны, в том, что они «дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменниками и врагами нашей страны». Вместо того чтобы осудить жестокую расправу, наказать ее организаторов или
В этой короткой речи царь фактически отверг требования рабочих, которые были изложены в их петиции. О созыве Учредительного собрания, избранного в ходе всеобщих, прямых и тайных выборов, гражданских свободах, 8-часовом рабочем дне, обязательном государственном образовании для всех и многом другом царь не сказал ни слова. Даже туманное обещание царя позаботиться об улучшении быта рабочих умерялось его призывом «быть справедливым… к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности». Одновременно царь продемонстрировал готовность по-прежнему действовать так же жестоко, как действовали его войска 9 января.
До сих пор неизвестно, когда правительство приняло решение осуществить резню в центре столице империи, продемонстрировав свое нежелание считаться с правовыми нормами, законом, моралью и человечностью по отношению ко всем, кто выступал за осуществление насущных политических, экономических и социальных преобразований. Вероятно, кое-что мог бы разъяснить на этот счет Георгий Гапон. Ведь он не только был причастен к подготовке петиции, в которой были перечислены основные требования революционных сил. Гапон мог бы рассказать, кто помог ему собрать эти требования, соединив их с ультимативными приказами (в частности, чтобы император явился на встречу в определенный час и дал клятву об исполнении всех перечисленных в петиции реформ). Приказной тон петиции был удобен правительству для предъявления участникам шествия обвинений в мятеже. Этим и воспользовался император в своей речи 19 января. Гапон мог рассказать о том, кто посоветовал ему повести шествие 120 тысяч человек в заранее заготовленную ловушку.
Вскоре после Кровавого воскресенья священник бежал за границу и там выпустил автобиографическую книгу «Моя жизнь», в которой постарался изобразить себя в наиболее благовидном свете. В то же время в этой книге Гапон не скрыл своего знакомства с начальником московского охранного отделения С. В. Зубатовым. Известно, что еще в 1901 г. по предложению Зубатова в стране стали создаваться рабочие организации, выступавшие в защиту своих экономических требований, но одновременно сохранявшие преданность царской власти. Зубатов стал активно использовать Гапона в деятельности создаваемых им рабочих организаций. Хотя в своих воспоминаниях Гапон утверждал, что он стремился сохранять самостоятельность в своих действиях, он признал, что после многочисленных встреч с Зубатовым он «стал организовывать группу будущих вожаков, частью из зубатовцев, частью из своих людей, и подготовлять их путем частых собеседований к будущей деятельности».
Хотя летом 1903 г. зубатовские рабочие организации были ликвидированы, а сам Зубатов был отстранен от должности, историки Б. К. Эренфельд и Ю. И. Кирьянов утверждали в «Советской исторической энциклопедии», что создание в 1904 г. «Собрания русских фабричных рабочих Санкт-Петербурга» во главе с Г. Гапоном было «рецидивом зубатовщины». Как протекал этот «рецидив», историки не поясняли. Между тем есть веские основания полагать, что «Собрание» Гапона и он сам находились под неусыпным контролем полиции. Не исключено, что отказ от «зубатовщины» был вызван ростом революционных настроений в рабочей среде, которые уже не могли быть сдержаны проповедями классового мира. Поэтому полиция посылала своих агентов в ряды революционных организаций не только для того, чтобы получать о них информацию, но и направлять их деятельность.