Мифы Ктулху
Шрифт:
— Что еще тебе хотелось узнать? — спросил он.
— Тысячу самых разных вещей, — задумчиво проговорила девочка. — Но пока мне не хватает смелости спросить о них. Сначала нужно кое-что хорошенько обдумать… — И тотчас же спохватилась: — Вы сказали, что мой отец сменил имя.
— О да. Специально для веселой гонки, которой он мучил нас — меня — все эти годы. Но золото в конечном счете выдало его. Я всю зиму только тем и занимался, что ездил по соседним городкам и скупал его у бывших владельцев. Думаю, большая часть уже у меня. Имя же… Настоящая его фамилия не Уайт, а Уэйт. Он происходит из древнего — очень-очень древнего — рода инсмутских Уэйтов.
Энн удивленно заморгала и даже потрясла головой. Старик, довольный тем, что впервые застал ее врасплох, не смог сдержать торжествующей улыбки.
— То есть вы тоже Уэйт? — спросила она. — Но ведь ваша фамилия Джеймисон!
— На самом деле это значит всего лишь «сын Джейми», — пояснил старый доктор. — Джейми Уэйта, если быть точным, тоже родом из Инсмута. Ну как, не ожидала? Не слишком я тебя напугал? Да, не зря тебе казалось, будто нас связывает родство душ. Как видишь, не только душ.
Какое-то время Энн молчала, пристально глядя ему в глаза.
— Да нет, не напугали, — произнесла она наконец и покачала головой. — Пожалуй, я с самого начала догадывалась, хотя и не обо всем… А Джефф, бедный наш Джефф. Выходит, что вы и ему родственник. Думаю, он тоже это знал. Это можно было прочесть в его глазах, когда он смотрел на вас.
— Джефф? — Лицо старика сделалось печальным. — Бедняга! Правда, его случай безнадежный, он никогда бы не развился до нормальной особи. Жабры у него были бесполезные, рудиментарные. Атавизм, шаг назад в развитии, который, как нам казалось, мы успешно преодолели, все еще дает время от времени о себе знать. Бедный парень застрял в одном из так называемых состояний: между естественной наследственностью и своими — точнее, отцовскими — генами, перекроенными учеными. Вместо того чтобы слиться, эти две его половины постоянно сражались между собой.
— Шаг назад, — задумчиво произнесла Энн. — Как ужасно это звучит.
Старик со вздохом пожал плечами:
— Да, но как еще его называть, учитывая, как он выглядел? Но когда-нибудь, милая, наши послы — или, если угодно, агенты — будут ходить среди людей и, ничем не выделяясь из толпы, растворятся в ней. Их будут принимать за своих. До тех пор, пока мы, Глубоководные, не станем единственной расой — истинной расой амфибий, которую изначально задумала природа. Мы были первыми, кто… кто вышел из воды, этой колыбели жизни. Со временем и земля, и океан будут принадлежать нам.
— Послы, — проговорила Энн. До нее наконец дошел смысл его слов. — Скорее агенты, пятая колонна.
— Наш авангард, — кивнул старик. — И кто знает — может, ты одна из них. Скажу больше, я бы очень этого хотел.
Энн в испуге схватилась за горло:
— Но ведь мы с Джеффом примерно одного возраста… и одной крови. И если, как вы сказали, его жабры… Эти складки у него на шее на самом деле были жабрами? Но ведь…
Она вновь схватилась за горло и принялась его ощупывать, пока старый доктор не перехватил ее руку и не отвел в сторону.
— Твои скрыты в теле, как и мои. В нас обоих генная модификация сработала идеально. Вот почему нас так огорчило бегство твоего отца. Кстати, отчасти по этой причине мы и решили его выследить. Нам хотелось проследить, какое потомство он даст. В твоем случае все оказалось так, как мы и надеялись. В случае с Джеффом — увы, нас ожидало разочарование.
— Мои
— Заметь, больше ты никому не хотела показывать горло, — напомнил старик. — И почему же? С чего выбор пал на меня?
— Не хотела, чтобы меня осматривали другие врачи, — ответила Энн. — Только вы.
— Родство, — произнес старик. — И ты правильно поступила. Но волноваться не о чем. Твои жабры — пока это не более чем крошечные розовые прорези в основании трахеи — так же совершенны, как у любого младенца (или даже зародыша) Глубоководных, выношенного на суше. И в таком состоянии они останутся… скажем так, еще очень долгое время. Примерно столько же, если не дольше, чем оставались — и будут оставаться — мои, пока я не буду готов. Тогда они выйдут наружу. Примерно месяц пли около того в тех местах будет побаливать, потому что им нужно время, чтобы развиться окончательно. В частности, в них сформируется нечто вроде пустотелых вен, которые будут доставлять воздух в твои легкие. К тому времени ты станешь чувствовать себя в воде так же, как сейчас на суше — в своей стихии. И это будет чудесно, милая моя!
— То есть вы хотите, чтобы я ушла с вами. И стала бы…
— Ты уже одна из нас! Энн, ты источаешь слабый запах, который ни с чем не спутаешь. Да-да, не удивляйся, он исходит от тебя точно так же, как исходил и от Джеффа. Ноты можешь легко ослабить его при помощи таблеток, которые мы разработали специально для этой цели, а при желании заглушить специальным одеколоном.
В очередной раз воцарилось молчание. Энн взяла его за руку и погладила от локтя к кисти. Кожа на ощупь была гладкая. А вот в обратном направлении…
— Да, — произнесла она. — Похоже, я одна из вас. У меня точно такая же кожа… Чешуйки на ней не видны. Они очень тонкие, розовые и золотистые. Но если я уйду с вами, как же тогда мама? Вы так и не сказали мне, что с ней. Чем она больна?
И вот теперь, сказав почти всю правду, старый доктор был вынужден солгать. Что еще ему оставалось? Ибо правду Энн никогда не смогла бы принять, а если и приняла бы, то лишь ценой веры. Но другого выхода он не видел.
— Твоя мама, — проговорил старик, не решаясь встретиться с Энн взглядом. Осекшись, он начал снова: — Твоя мама, твоя милая Джилли… боюсь, она еще не долго протянет.
По крайней мере в этом он не солгал.
Однако ладонь девочки взметнулась к губам, и он поспешил продолжить:
— Энн, пойми, у твоей матери тяжелое заболевание, БКЯ — болезнь Крейцфельда-Якоба, или так называемое коровье бешенство, причем на одной из конечных стадий.
И это тоже была правда… но не вся.
Энн в ужасе открыла рот:
— А мама знает?
— Как я могу ей это сказать? Или даже ты? Может, она вообще уже не придет в себя. А если и придет, то опять начнет убиваться из-за тебя. Так что будет лучше, если мы ничего не будем ей говорить о… ну, ты поняла. Энн, дорогая моя девочка, не надо, не смотри на меня так. С этим ничего не поделаешь. На сегодняшний день коровье бешенство неизлечимо. Я сделал все для того, чтобы она оставалась с тобой как можно дольше. И буду о ней заботиться до самого конца. Специалист из Сент-Остелла подтвердил мой диагноз.