Мифы майя. От жертвоприношений и священного какао до книги «Пополь-Вух» и подземного царства Шибальбы

Ершова Галина Гавриловна

Ритуальная курильница майя в виде Бога-Улитки. Ок. 350–500 гг. н. э.

The Walters Art Museum

Мифы часто повествуют о том, как человек, умирая, обретал внешность своего тотема. Как, например, миф майя, где после гибели раненого соперника сгорал его дом, а там находили труп тотемного животного с характерными следами смертельного ранения. А вот индейцы зуни (штат Нью-Мексико, США) еще недавно, принося в дом черепаху, считающуюся у них тотемом, приветствовали ее, но вместе с тем устраивали несчастной форменный допрос, чтобы выяснить, кем именно она им приходилась: бедным умершим отцом, сыном, братом, сестрой или дедушкой.

Миф не просто существовал в качестве

устного текста – он еще воспроизводился в реальной жизни, поскольку его нельзя было забыть. Поэтому у многих народов издревле практиковалась традиция самоуподобления родовому животному при помощи соответствующих нарядов и украшений. В Перу инки и их предшественники покрывали лица металлической маской, изображающей морду пумы, – с усами, носом, клыками. В Мезоамерике в древности даже подтачивали и инкрустировали зубы, а на тело наносили соответствующую раскраску – тоже чтобы стать более похожим на животное. Кроме того, при проведении обрядов использовали хвосты, лапы, маски, имитировали движения животных и воспроизводили их звуки. В особых случаях надевали целиком шкуры и даже намазывались их кровью. Основной формой коммуникации с тотемом-предком становилось ритуальное поедание его плоти или крови (или даже родственника с тем же именем, что довольно часто встречается в мифологических рассказах).

Казалось бы, тотемизм присущ именно древним мифам. Но нет – он проник и во все последующие развитые религии в виде таких сюжетов, как родство между божеством и человеком; поклонение тотему; табуирование запрещенных и священных животных; принесение жертвы и поедание плоти принесенного в жертву священного животного или его символа. Так, например, в иудаизме жертвенное животное – агнец (молодой козлик или барашек). Именно он становится символическим посланником к богу. Христианство напрямую отождествляет Иисуса с жертвенным агнцем. В исламе барашек становится символической заменой, своеобразным воплощением сына Ибрахима, которого отец готов был принести в жертву. У перуанских инков главным жертвенным животным традиционно считалась морская свинка – куй. И потому в христианской иконографии именно она стала иногда заменять агнца божьего. Древние мифы майя повествуют о том, что плотью человека был маис, а кровью – напиток какао. И потому, спустя 500 лет присутствия христианства, индейцы в некоторых селениях Гватемалы, приходя с процессией в церковь, по-своему проводят литургию, причащаясь в полной тишине какао с кукурузными пирожками… Причем они сами вряд ли смогут объяснить, почему поступают именно так. Но твердо знают: так делали предки. И знают они это из древних мифов, продолжающих жить и секретно передаваться из поколения в поколение вот уже более двух тысяч лет.

Единство реальности. Сновидения. Видение. Всякий, кто сталкивался с традиционными культурами и внимательно читал мифы, знает, что сновидение (видение) – один из важнейших способов спрогнозировать будущее. Этот специфический источник информации выступает тем главным условием веры в нереальное, без которого миф не является мифом.

Древние считали, что воображаемое так же реально, как и все остальное. То, что виделось во сне, не отделялось от реальности бодрствования. Все, что представлялось неосуществимым в обычной жизни, вполне могло реализоваться в сновидениях. И потому сон – это один из значимых атрибутов мифа. Неслучайно в фантазийном «Учении Дона Хуана» Карлоса Кастанеды «искусству сновидения» отводится ключевое место, а доверчивые адепты до сих пор изо всех сил пытаются обрести дар «видящих», основываясь на собственных детских сказочных фантазиях. Сон допускает самые невозможные действия, включая сексуальные отношения между тотемными животными и людьми, между людьми и призраками, которые дают могущество и силу, как это происходит у шаманов.

Кстати, подобное отношение к сновидениям разного типа (снам, галлюцинациям, просоночным состояниям) было характерным и в христианском Средневековье. Именно тогда расцвели расправы над ведьмами и колдунами, которые «видели будущее» и даже ощущали в своих особых состояниях реализацию сексуальных отношений с «дьяволом». И совершенно очевидно, что в подобное верили не только несчастные жертвы, но и те, кто их судил и посылал на казнь. То есть на уровне коллективного сознания никто не сомневался в истинности происходившего во снах, полностью доверяя при этом архаическому мифу. Собственно, и в современном мире вера в сновидения не утратила актуальности – если судить по множеству так называемых «сонников», где многие толкования имеют явную мифологическую основу.

Любопытно, что в мифах время обретает разное течение в разных пространствах, например в реальном мире и потустороннем. Примерно так происходят события во сне. Существует

немало мифов майя, в которых охотник следует по каплям крови раненого оленя и оказывается в «холодной пещере» – она обозначает потусторонний мир или своеобразный рай, с изобилием пищи и чистой воды. Там его встречают умершие предки, дают советы и через три дня отпускают домой. Человек возвращается в свою деревню и обнаруживает, что на самом деле прошло уже десять лет. Его дети выросли, и никто его не узнаёт, считая, что он давно покойник. После этого охотник вскоре действительно умирает. Олень – одно из наиболее важных и архаических для индейцев майя тотемных животных, племенной предок, который наказывает охотника за нарушение неких правил. Несовпадение временной длительности событий дает особую логику в построении единства реальности в мифе. Однако следует заметить, что миф в этом случае отражает особенности физиологического восприятия, непонятного, но всегда нами подмечаемого: длительность происходящих во сне событий намного превышает время самого сна.

Как и всякое культурное явление, видение и сновидение имеют вполне земную физиологическую основу. Известный русский психиатр и гипнолог Л. П. Гримак, изучавший взаимодействие сна и бодрствования, сумел выделить несколько универсальных для человека физиологических особенностей сна, послуживших базой, на которой возникли религиозные верования: «В психофизиологии естественного сна, как известно, различают две его разновидности: быстрый сон и медленный. Первый соответствует фазе генерации сновидений, в которых, как считают, осуществляется функциональное моделирование актуальных задач личности посредством механизмов самогипноза. Запись биопотенциалов мозга в этот период практически не отличается от таковой, полученной в состоянии гипноза. Следовательно, быстрый сон представляет собой проявление первичного, филогенетически обусловленного гипноза.

Чаша в виде оленя. Мезоамерика, ок. 250–900 гг. н. э.

The Cleveland Museum of Art

Медленный сон предшествует быстрому. И в его задачу входит своеобразная “подготовка материалов” для переработки в “горниле” быстрого сна. Медленный сон ответственен за сравнительную эмоционально-логическую оценку ранее воспринятой информации и ранжирование проблем, ее составляющих, что дает основание говорить о большем участии функции интеллекта в этом процессе. Это значит, что медленный сон – это результат биологических наработок уже самого Homo sapiens» [8] .

8

Гримак Л. П. Бодрствование как активная фаза гипноза // Стены и мосты. Междисциплинарные подходы в исторических исследованиях. М., 2012.

А вот как рассказывает о природе сна индеец майя и писатель Хорхе Коком, вспоминая то, как ему объяснял мир дедушка, деревенский шаман:

«…А я ничего не помнил о моих снах и чувствовал себя чужим и отторгнутым этим сообществом сновидящих. Однажды, когда мы дедом отправились в Чания, я рискнул обратиться к нему с вопросом:

– Дедушка, почему я не помню моих снов?

Дед, в этот момент срезавший своим кривым мачете раздвоенную верхушку деревца чукун, остановился и сказал:

– Во Вселенной все является сновидением, и все мы видим сны. Но не все помнят о своих снах. Сны помнят только люди, чистые сердцем и чистые духом…

Когда вязанка резко пахнувших смолой дров была связана, он продолжил:

– Человек, рождаясь на земле, попадает на пространство спящих существ. Можно сказать, что человек живет во сне. Когда же ты видишь сны и вспоминаешь их, ты можешь восстановить картину твоего изначального происхождения – и вернуться к жизни…» [9]

9

Коком Печ, Х. Искусство сновидения / Легенды, мифы сказки майя. М., 2002.

Получается, что объяснения специалиста и деревенского шамана майя, едва умеющего читать, совпадают по своей сути? На заре цивилизации люди уже улавливали некую суть психофизиологических процессов, что и закладывалось в самые ранние мифы. То, как человек воспринимает окружающую действительность, включая ощущение «потустороннего», подчиняется законам психофизиологии. И потому оно тоже едино в самых разных культурах. Это и есть универсальное единство реальности, которое накладывает свой отпечаток на ранние картины мира, отражаемые в мифах.