Мифы о России и дух нации
Шрифт:
Именно в 1880 американский политик Томас Рид провозгласил: «Наконец-то весь мир убедился, что демократия — лучшее устройство человеческого общества» . И добавил: «А идеальное устройство, это когда одна партия правит, а другая — следит за каждым ее шагом» .
Правда, уже в следующем году Гарфилд и Александр II были убиты, Лорис-Меликов и его сторонники подали в отставку, Франция поработила Тунис, США воспретили въезд в страну «желтых» , а английский либерал Гладстон, забыв, как он обличал империализм и обещал самоуправление Ирландии, двинул войска в Египет и бросил в тюрьмы ирландских активистов. «Ну и что? — скажут демократические романтики, — дороги истории не бывают прямыми. Важно, куда они в конце концов приводят. Кто вспомнит, что в таком-то году прогресс временно замедлился?» . И с романтиками трудно не согласиться.
Правда, ХХ век увидел обвалы большинства демократических режимов Европы — обвалы под тяжестью не только внешних, но и собственных, внутренних причин. (Механизмы этих крушений блестяще
«Но и это — только частные отклонения. Демократия побеждает во всем мире, вот главное» , — эти слова звучат сегодня, в 2000 году, так же горделиво, как и сто двадцать лет назад, в 1880. Но звучали ли они ровно на полпути между этими датами, в 1940 году? Нет, их было совсем не слышно, ибо демократия в Старом Свете в то время съежилась до пределов воюющей Англии и трех нейтральных стран — Швеции, Швейцарии и, с оговорками, Ирландии. И там, где люди еще имели силы и возможности что-то читать, какими неотразимыми должны были им казаться доводы авторов-современников (последних особенно много было среди французов [161] ), которые с полной убежденностью писали тогда — люди склонны абсолютизировать свой сегодняшний день, — что демократия всегда будет лишь забавным эпизодом, нежизнеспособной выдумкой, обреченным экспериментом! Они напоминали своим читателям о судьбах демократии в Афинах (кончившейся тиранами) и Риме (пришедшем к Калигуле и Нерону), они выводили железные закономерности, и кто бы в те дни нашел изъяны в этой логике? Человек легче верит в плохое, чем в хорошее.
160
J.J.Linz, "The Breakdown of Democratic Regimes" , Baltimore/London, 1979.
161
Таких, как Альфред Фабр-Люс, Пьер Дриё ла Рошель (недавно впервые переведенный у нас), Луи-Фердинанд Селин (обильно переводимый), Морис (не путать с Роже) Мартэн дю Гар, Рене Бенжамен, Анри Масси, Жорж Сюарез, Шарль Моррас, Робер Бразильяк и многие другие. Впрочем, воззрения перечисленных лиц на демократию сегодня мало кому интересны. Зато взгляд одного из названных авторов на свою страну может показаться российскому читателю и любопытным и смутно знакомым. В январе 1941, в своем "Дневнике Франции" , Альфред Фабр-Люс писал о ней: "Что это за страна с непрерывно падающей рождаемостью, с одурманенным спиртными напитками населением, с армией, солдаты которой калечат себя [чтобы быть демобилизованными — А.Г.]?" (цит. по: Александр Верт, "Франция 1940–1955" , М., 1959, с. 42). Рассуждения, типичные для интеллигента, в чьей душе уже поселилось предательство — но нуждающееся в оправдании, ищущее алиби. Народ оказался плох, отчего не изменить такому народу?
Гипотеза об антисистеме
Мы часто оказываемся безоружны перед учительским синдромом, почему-то снедающим некоторых иноземцев. Был свидетелем, как один примитивный даже на общечеловеческом уровне (про уровень познаний о предмете умолчу) дядя читал в Москве лекцию о нашей истории, в очень наставительном тоне, и кое-кто слушал с разинутым ртом, а то и записывал.
Другой типичный случай — это когда нашу сегодняшнюю действительность разъясняют своей аудитории, но с оглядкой на нашу. Эта оглядка чувствуется в частых вторжениях все той же назидательности. По стилю и информационной ценности основная часть материалов о России, которые я просматриваю в электронном журнале «Johnson's Russia List» , живо напоминает статьи о «странах капитала» из «Правды» первой половины 50-х. Уровень конформизма пишущих прямо-таки неправдоподобен. Процитированный мной выше Д.Трисмэн никак не характерен. Впрочем, если в самой России мало кто адекватно воспринимает происходящее, что требовать от иностранцев?
Вопреки тому, что нам навязывают, у нас очень мало причин для стыда за какой бы то ни было период своей истории — как за далекое прошлое, так и за период империи. И даже за советский период — ибо 70 советских лет — это история того, как потерпели поражение все попытки навязать России коммунизм. Эта тема уже обсуждалась в данной работе.
Но радость победы над коммунизмом каким-то образом оказалась украдена у нас, и украдена довольно неожиданными людьми. «Прорабы перестройки» , либеральные поэты, почтенные мыслители диссидентского извода, эстрадные экономисты (существовало и такое амплуа) — все они твердо верили, что посткоммунистическое общество будет развиваться по плану, который они так здорово продумали (а кто-то даже составил расписание на первые 500 дней), отклонения от этого плана оскорбительны для их чувства декорума. Они проклинают живую жизнь живой страны только потому, что оказались плохими провидцами. То, что в них говорит личная обида, понятно не всем. Их слушают и ахают, им вторят.
Обида порождает тексты про неправильный народ. Он, де, вот-вот проголосует за фашистов (которых нет), а пока голосует за коммунистов (правда, по нормам Италии), он одержим имперским синдромом (неплохо бы узнать, в чем это выражается), он непригоден для гражданского общества и рыночной экономики. И так далее. Но главное — он неправильный в принципе. [162]
Но
162
Автор этих строк подробно обсуждает данную тему в сб. "Преемство" (М., 2000), с. 127–136 и 164–210.
Похоже, в сегодняшней России мы имеем дело именно с антисистемой, к тому же в достаточно сплоченной ее версии. Приходится признать: деятельность российской антисистемы не назовешь безуспешной. На этих страницах были проанализированы многие мифы о России. Эти мифы уже давно бы умерли естественной смертью, не предпринимай антисистема неутомимые усилия по их гальванизации. Это, разумеется, гипотеза. Но она достаточно правдоподобна.
Одно из главных условий счастья (в данной главе, напомню, речь идет о счастье и качестве жизни как объектах исторического изучения) — это чувство обновления жизни и движения вперед. Такое чувство порождает уверенность, что завтра будет лучше, чем вчера. Антисистема сделала все, чтобы это чувство осталось неведомо нашему народу и достигла известного успеха. Но не будем преувеличивать ее успех.
К числу важнейших плодов последнего пятнадцатилетия можно отнести появление огромного количества смелых людей. Они возникли словно бы ниоткуда, из робкой и забитой, как тогда казалось, советской массы, при первых же признаках оттепели 1986-87 годов. Их природная смелость до того пасовала перед безликостью, перед отсутствием лица. Лицо их устрашить, как оказалось, не могло. Эти люди — и есть новая России, пусть даже еще не осознавшая свою победу.
Чтобы переломить упаднические настроения, нужно не так уж много. Прежде всего, нам нужно вспомнить себя. У тысячелетней России счастливая историческая судьба и бесценный исторический опыт, у нее достойный зависти багаж, ни одной роковой червоточины и все козыри на руках.
Конечно, наций совсем без изъянов не бывает. Наш главный изъян — привычка ныть и жаловаться по поводу и без повода — сильно облегчил задачу тех, кто так умело навязывает нам, уже полтора десятилетия лет подряд, пораженческое самоощущение. Вместе с тем, мы впечатлительны и внушаемы, легко увлекаемся. И это наше свойство порождает надежду. Англичане, народ на редкость мучительной судьбы, сумели о ней забыть, сохранив память только о благородном и героическом. Они поверили своему гимну «Правь, Британия» , [163] гласившему:
163
К недавним спорам о российском гимне: у Англии их два — "Rule Britannia" и "God Save the King" , оба(!) с 1740 года; два у Дании — "Kong Kristian stod ved hojen mast" и "Der er et yndigt Land" ; у США долгое время было три — "Hail Columbia" , "My Country, ’Tis of Thee" и "The Star Spangled Banner" , и лишь в 1931 г. последний был утвержден в качестве единственного; в мире есть и другие страны более чем с одним гимном.
Поверили и стали соответственно себя вести и мыслить. Сильно помогли английские историки и эссеисты, прямо провозгласившие своей целью воспитание соотечественников. Нам стоит сделать выводы из этого примера.
Сегодня главная задача России — поднять дух нации, преодолеть уныние, преодолеть навязанные нам мифы, стереотипы, низкую самооценку, преодолеть катастрофическое сознание. Эта задача гораздо важнее любой другой отдельной задачи, стоящей перед Россией. Чтобы ее решить, нужно прежде всего менять образ страны. Никто не сделает это лучше, чем писатели, журналисты, социологи, публицисты, авторы учебников, педагоги, кинематографисты.
Подводя итоги девяностых
За те два с лишним года, между 1998 и 2001, пока эта работа печаталась в «Гранях» , случилось много всяких событий, но, увы, не произошло ничего, что сделало бы ее неактуальной. Дух российской нации сегодня, слава Богу, выше, чем три года назад, но только благодаря внутренним ресурсам самоисцеления. Все негативные мифы о России живы и делают свое вредоносное дело. Бодро выходят фильмы, изображающие Россию бандитской страной, где ни одно доброе дело добром не кончается. «Видные общественные деятели» , включая депутатов Госдумы, неутомимо ездят на Запад, где призывают тамошних дельцов не инвестировать в «эту страну» , а тамошних политиков — исключить ее из международных организаций. Если судить по западной печати, гастроли имеют некоторый успех.