Мифы о восстании декабристов: Правда о 14 декабря 1825 года
Шрифт:
В середине 1770-х годов князь М. М. Щербатов писал: «По причине великого числа народа, населяющего сию губернию [4] , многие деревни так безземельны остаются, что ни с каким прилежанием не могут себе на пропитание хлеба достать и для того принуждены другими работами оный сыскивать» — последнее тогда выглядело и почиталось просто неприличным!
Поразительно, но эта ситуация, абсолютно выясненная еще в первое десятилетие правления Екатерины II, оставалась затем много позднее – вплоть до начала XX века и даже во время практического осуществления
4
«Московскую петровского деления, – которая включала в себя будущие екатерининские губернии: калужскую, тульскую, владимирскую, ярославскую и костромскую, кроме московской – т. е. охватывала собою почти всю Центральную Россию» – примечание М. Н. Покровского.
Екатерина не ограничилась агитацией в печати. Она собрала для обсуждения этой проблемы нечто вроде парламента; депутатов туда выбирали все сословия, кроме крепостных. Официально он назывался «Комиссией об Уложении» и формально был призван реформировать устаревшие законы еще Соборного Уложения 1649 года – также продукта деятельности депутатского собрания, не созываемого с тех пор более века (очень любопытная циклика!).
Екатерининский парламент с большой помпой открылся 30 июля 1767 года зачтением «Наказа» Екатерины, в котором (помимо всяческих соображений на разнообразные темы) достаточно ясно призывалось к отмене крепостного права. Реакция депутатов обескуражила царицу: из четырех сотен депутатов на ее призыв положительно откликнулось лишь двое-трое.
Почти все депутаты, кроме дворян, и так имеющих это право, потребовали и себе возможность владеть крепостными.
Екатерине оставалось только свернуть деятельность этого парламента – под предлогом войны с Турцией.
Что же касается российских крестьян, то они восстали – почти сразу, как только поняли смысл происшедших перемен: мелкие вспышки возмущений возникали по всей России с самого 1762 года. Осознанная несправедливость стала и мотивом, и движущей силой Пугачевщины, разразившейся в 1773–1775 годы.
Пугачевщину, как и всякое массовое крестьянское движение, удалось подавить. В тогдашней гражданской войне правительство победило. Но и впредь готовность мужиков силой постоять за себя и своих близких стала естественным ограничением произволу, официально установленному в России, – ниже мы к этому вернемся.
Поражение освободило Е. И. Пугачева от необходимости выполнять свою удивительную социальную программу: он обещал отменить налоги и в то же время взять чиновников на полное государственное обеспечение. Впрочем, возможно, попытки ее воплощения и, как следствие, полный развал экономики в тылу восставших ускорили гибель Пугачева. Последнего подстерегла иная судьба, нежели позже большевиков, хотя и он, и большинство вождей Октября 1917 года в конечном итоге завершили жизненный путь одним и тем же – стали жертвами пыток и казней! Случайно ли это?
Отметим также, что в разных исходах двух гражданских войн сыграл важнейшую роль чисто географический фактор: большевики, развалив российскую экономику не менее решительно, чем Пугачев, сохранили, однако, контроль над наиболее развитым центром России. Пугачев же действовал на практически тех же самых окраинах, которые в 1918 году достались белым, где создать эффективный тыл действующей армии было, естественно, значительно труднее.
Дворяне были главными действующими лицами одной из сторон в обеих гражданских войнах,
Пугачевщина сплотила дворян вокруг верховной власти, к которой до этого, ввиду либеральных поползновений Екатерины, не было должного доверия.
Прямо накануне Пугачевщины был предан одним из участников, П. В. Бакуниным, заговор, в котором состояли виднейшие вельможи братья графья Н.И. и П. И. Панины, фельдмаршал князь Н. В. Репнин и даже знаменитая президент Российской Академии княгиня Е. Р. Дашкова. Душой заговора был Д. И. Фонвизин – известнейший идеолог и писатель, дядя одного из будущих руководителей декабристов. Состоял в заговоре, как и положено было, наследник престола – великий князь Павел Петрович.
Учитывая напряженнейшую политическую ситуацию, Екатерина простила заговорщиков, тут же включившихся в борьбу против восставшего крестьянства. Разумеется, это нужно поставить Екатерине в заслугу: понятно, как на ее месте действовали бы Иван Грозный, Петр Великий или Сталин – именно с учетом напряженной политической обстановки. Не простила Екатерина только своей невестке – первой жене Павла Наталии Алексеевне (ох уж эти женские страсти!): по слухам, последнюю отравили или каким-то другим способом лишили жизни.
Впоследствии поневоле создавшийся союз был закреплен реформами 1775 и 1785 годов, разделившими власть в уездах и губерниях между назначаемыми правительством главами администрации и выборными представителями дворян.
Екатерина впредь на крепостное право не замахивалась и даже шла крепостникам навстречу, распространив его в 1783 году и на Украину – вот когда, наверное, украинские мужики пожалели, что вовремя не поддержали Пугачева!..
Верховная же власть целиком оставалась в царских руках, что совсем нетрудно понять после неудачного эксперимента 1767 года.
Бедный и богатый крестьянин – такие же традиционные персонажи русских народных сказок, как царь, поп и купец. Общинное землепользование препятствовало неравенству в земледелии лишь отчасти, тем более не ограничивая его прогресс в иных сферах деревенской самодеятельности.
При Екатерине II дворянские идеологи уже вполне четко указывали на рост влияния кулачества в российских деревнях:
«Такие сельские жители называются съедалами; имея жребий [5] прочих крестьян в своих руках, богатеют на счет их, давая им взаймы деньги, а потому запрягают их в свои работы так, как волов в плуги; и где таковых два или один, то вся деревня составлена из бедняков, а он только один между ими богатый»;
5
При общинном переделе земли.
«Зажиточные как собственных, так и соседних деревень крестьяне всегда имеют случай недостатками бедных корыствоваться. <…> Богатый, ссужая бедного своим скотом, получал чрез то работных людей больше, чем на своем поле употреблять мог, и для того у бедного своего соседа нанимал пустую его землю за безделицу».
Уже в XVIII веке русские теоретики начали понимать, что социальные процессы нельзя пускать на самотек: анархия частного производства, которое велось миллионами русских крестьян, не могла не порождать соответствующих последствий.