Мифы, предания, сказки хантов и манси
Шрифт:
— Уж ты, Синаневт, чу-уманами219 воду таска-аешь!
А мышиха уши широко растопырила: одна девка есть. Тут Кутх снова запел:
— Ух ты, Ань-оракльнавт, ве-едрами воду таска-аешь! Вот бы я попил!
Мышиха снова уши растопырила: вторую дочку выдал. Кутх опять запел:
— У-уж ты, Мро-рот, сейчас, верно, во-оду в чу-уман наливаешь!
Мышиха еще внимательнее слушает: вот и третья девка есть. Тут Кутх тихонечко говорит:
— Ну, а Няа, последнюю мою, ни за что не выдам.
Терпел,
— Няа, моя маленькая, на-аверное, в воду смотрится, как в зеркало-о!
Тут мышиха встала и говорит:
— Тебе, наверное, пить очень хочется, на вот, пей!
Кутх первую кружку проглотил, даже ничего не почувствовал. Мышиха спрашивает:
— Наверное, у тебя дети есть?
— Да, есть у меня дети. Четверо.
— Пускай мой сын на твоей младшей дочери женится.
— Э, пусть женится, — говорит Кутх. — Теперь давай-ка, чаек покрепче завари, очень хорошо почаевничаем.
— Ладно, дедушка!
Кутх говорит:
— Только я сначала уйду от вас, а вы потом приходите. Да только не говорите, что я у вас был.
— Я тебя не выдам, — говорит бабка-мышиха.
Вот Кутх напился чаю, ушел. Пришел домой.
— Уже пришел? — спрашивает Мити.
— Пришел, прекрасно проветрился.
— Садись, ешь!
— Не буду, что-то мне нездоровится. Лучше полежу. Вы уж меня не трогайте. Кто бы ни пришел — все равно не трогайте. Очень сильно я хвораю.
Тут Няа в дом вошла, говорит:
— Мама, мышей очень много сюда идет, нагружены чем-то, что-то на нарточке тащат.
Услышал это Кутх, сразу застонал:
— О-о, Мити, голову мне обвяжи! Вот тут посередке раскалывается, наверное, совсем расколется!
— Ты чего это, Кутх?
— Правда, Мити. Никого ко мне не впускай!
Пришли мыши, принесли всякого запасу. Дают Мити, та и говорит:
— Чего это вы мне столько притащили?
А Кутх в доме криком кричит. Мыши спрашивают;:
— Кто это, Мити, у вас в доме вопит?
— Да Кутх что-то расхворался, голова у него раскалывается.
— Ой, что ты, Мити? Он у нас только что был, чай пил, поел хорошо.
— Так он у вас был?
— Да, был. Мы вот и пришли. Он нам свою дочку обещал. Ваша маленькая Няа нам очень подходит. Хорошая жена моему сыну будет.
Мити где стояла, там и упала. Вошла в дом:
— Вставай, паршивец! Как только из дому выйдешь, всегда чего-нибудь натворишь!
— О-ой, Мити, совсем голова болит.
— Вставай, обжора! Никак налопаться не можешь. Мою маленькую дочку за один чай отдал!
— Да уж, Мити, так пить хотелось, все нутро высохло!
— Заткнись, ненасытная утроба!
— Где же те мыши?
— Вон во дворе стоят.
— Пусть войдут!
Вошли мыши, принесли всяких
— Мити! Мамка, садись, поешь корешочков!
Мити говорит:
— Сам жри, сам лопай, набивай брюхо!
Няа рыдает, на пол бросается, не хочет к мышам идти.
Кутх говорит:
— Не реви ты! Зато всякие корешки будешь есть, на пуховой постельке спать.
— Все равно не пойду к мышам, лучше буду на жесткой шкуре спать!
— Послушай меня, Няа. Не послушаешься — я тебе больше не отец!
Мать с сестричками плачут по ней, а Кутх знай себе корешки поедает. Тут мыши говорят:
— Давайте собирайте дочку, мы ее сейчас увезем!
Няа даже ногами пинается, не хочет идти. Все равно увезли ее мыши.
Утром мыши проснулись, говорят Няа:
— Пойдем с нами кимчигу принесем.
Пошли. Начали мыши из своего мышиного амбарчика кимчигу в зубах домой носить, а Няа стала собирать, как люди собирают: взяла тычку и начала ею землю тыкать. Где кимчига захрустит — там она весь мышиный амбарчик раскопает, кимчигу в кошель сложит220. Побежали мыши к бабке жаловаться:
— Какая-то она непутевая. Тычет тычкой в землю, все наши амбарчики разрушает.
Бабка говорит:
— То-то я слышу, что-то в земле шуршит. Да и сама она какая-то чудная, на нас непохожая.
Пришла Няа, принесла кимчигу в кошеле. Сварила она кимчигу, а мыши не едят:
— Мы эту кимчигу есть не будем, ты ее без макарши221 сварила. Сама и ешь!
Стали спать укладываться. Мыши в свою пуховую постель залезли, а Няа себе шкурку постелила. Мыши злятся, ворчат:
— Вот наш брат придет, мы ему все расскажем про тебя. Зачем нам такая неумеха?
Утром бабка встала, говорит:
— Ну-ка, отведите ее в тундру, пусть по-мышиному кимчигу копает.
Пошли. Мыши начали копать кимчигу по-своему, а Няа опять стала палкой копать. Мыши уже половину амбарчика натаскали, а она все роется. Пришли мыши домой, снова стали жаловаться бабке:
— О-ой, бабушка, у нас головы сильно болят. Целый день она палкой в землю тычет и тычет, даже земля дрожит. Давай ее выгоним, все равно она ничего не умеет. Зачем нам такая? Все брату про нее расскажем.
А у Няа двое детей народились; мальчик и девочка. Бабка-мышиха вечером уселась, какой-то собачий хвост нашла, весь свалявшийся. И засунула потихоньку этот хвост к Няа в мешок, где ее пожитки хранились. Взяли мыши свой мешок, начали в нем рыться.
— У-у, бабушка, наш выдрин хвост пропал!
— Да что это вы!
— Правда, бабушка, правда.
А Няа ничего не знает, сидит, нитки сучит. Мыши к ней:
— Где твой мешок?
— На что вам?
Кинулись мыши, схватили мешок Няа, вытащили оттуда свой собачий хвост: