Михаил Кузмин

Богомолов Николай Алексеевич

Адрес Антиноя: ст. Окуловка, Николаев<ской> ж<елезной> д<ороги>, контора Пасбург.

Большой отрывок из письма опубликован: Литературное наследство. Т. 92, кн. 3. С. 293, с исчерпывающим комментарием. Многочисленные параллели к тексту см. в письме 48. Откомментированные там места здесь не комментируются.

Приложение 2

ПИСЬМА С. А. АУСЛЕНДЕРА К Г. И. ЧУЛКОВУ

1

Дорогой Георгий Иванович

в своем уединении очень соскучился по Петербурге. Хочется хоть если узнавать ничего особенного нет, какую-нибудь весточку получить, какое-нибудь напоминание, что все-таки есть Петербург и в нем всякие люди. А то временами кажется, что никого и ничего больше не осталось, и дичаешь.

Что «Белые ночи»? В отдалении становишься нетерпеливым до злости. Может быть, плохая погода будет благоприятствовать им. У нас через день идет дождь. Я немного пишу. Увлекаюсь верховой ездой и читаю письма Пушкина с Кузминым [809] .

Когда выйдут «Белые ночи», мне будет необходимо сейчас же иметь по крайней мере два экземпляра. Если не очень будет трудно, пожалуйста, похлопочите о присылке их нам.

Что Городецкий? Приехал ли он? Если когда-нибудь увидите

его, напомните ему, что я жду от него известий. Привет Александру Александровичу [810] и Надежде Григорьевне [811] . Кузмин кланяется.

С нетерпением ожидающий весточки о Вас и о «Белых ночах»

Ваш

Сергей Ауслендер. 24 Prairial. а. 114 r. F [812] . 14. VI. 07. Окуловка. Наш адрес: Окуловка Николаевской ж.д. контора Пассбург.

809

См. в дневнике Кузмина за близкие дни: «Когда гуляли, Сережа ехал верхом, я думаю, что это большое удовольствие, но если бы я и ездил, столько претендентов, что было бы неловко и некогда ездить» (10 июня); «Дождь шумел все время. Думалось в такую погоду ехать в карете из балета домой, где приготовлен чай и ужин, сидеть вдвоем, втроем у камина, дружески болтая, куря, за вином. В промежутках читали Брюсова и письма Пушкина. Когда-нибудь и наши письма и дневники будут иметь такую же незабываемую свежесть и жизненность, как все живое» (12 июня); «Целый день дождь. <…> Продолжаем читать письма Пушкина. Сережа ездит верхом» (14 июня).

810

Блоку.

811

Жена Чулкова (1874–1961).

812

Свои письма здесь и далее Ауслендер помечает датами французского республиканского календаря в связи с работой над произведениями из времен Великой французской революции.

2

Дорогой Георгий Иванович,

сегодня получил «Белые ночи». Прекрасно вышел сборник. У себя я заметил только одну опечатку, но это неважно. Жаль только, что мой экземпляр пришел с испорченной обложкой (весь в пятнах). Кроме того, мне ужасно необходимо теперь же иметь второй экземпляр.

Если издатели не намерены давать больше одного, то, пожалуйста, купите мне один сборник и вышлите наложенным платежом. Мне очень нужно. Простите за беспокойство. Привет Надежде Григорьевне.

Любящий Вас

Сергей Ауслендер. 27 Prairial. а. 114 r. F. 17. VI. 07. Окуловка.

3

Дорогой Георгий Иванович,

спасибо за весточку. Вторые «Белые ночи» получил в совершенно нетленном виде. Спасибо. Право, это совсем хороший сборник. Интересно, что будут писать. «Русь» читал [813] . Что-то скажут московские? Ваше предложение относительно «Знания» меня ошеломило. Меня тешит и забавляет мысль попасть в неприступную крепость врагов. Как раз сегодня кончил переписывать новый рассказ о Шарлотте Кордэ в духе «Вечера у Сев<иража>» и еще не знал, куда его послать [814] . А тут Ваше письмо. Конечно, завтра же пошлю его Андрееву и горю нетерпением узнать, что выйдет из этой забавной истории. Только с адресом. Почему Куоккала, когда Вам я пишу в ту же Новую деревню через Териоки? Но послушался Вас и послал на Куоккалу. Не пропадет ли?

Мы теперь в новом доме. У нас окна на огород и солнце, а дальше за прудом большая дорога. Пишем в четыре руки. Кузмин опять занялся Александрией [815] . Если увидите Андреева, спросите, получил ли? и что? Смешно.

Привет Надежде Григорьевне.

Любящий Вас

Сергей Ауслендер. 3 Messidor. a. 114 r. F. 24. VI. 07. Окуловка.

813

Речь идет о статье: Боцяновский В. Ф. В алькове г. Кузмина // Русь. 1907. 22 июня.

814

Речь идет о рассказе «Литания» (см. письмо 5; публикация не обнаружена).

815

См. в дневнике Кузмина за ближайшие дни: «День переезда. То дождь, то солнце. Последний раз обедали в старом доме; писем не было. Очень быстро устроились на новый лад; вид оживленный на пруды, где ловят дрова, на проезжую дорогу, на цветник, на огород. Целый день развала…» (20 июня); «…начал „Филлиду“; Сережа кончил „Шарлоту“» (22 июня); «Письмо от Чулкова. Сереже он пишет, будто Андреев его, т<о> е<сть> Сережу, приглашает в „Знание“. Писал „Филлиду“; Александрия меня снова охватывает, и даже в лесу я о ней думал, в лесу с цветоч<ными> лужайками, лесными озерцами, болотами и холмами» (24 июня).

Идут ли «Ночи»? Что говорят и пишут? Кузмин кланяется, получил только одну ночь и на днях пишет.

4

Дорогой Георгий Иванович,

есть у меня большая просьба к Вам. Если увидите Л. Андреева, не можете ли спросить у него о рассказе, который я послал ему по Вашему письму. Если ему не пригодится, нельзя ли как-нибудь получить рукопись, а то переписывать для меня всегда мука.

У нас совсем осень. Холодно и ясно. Я хандрю и жду города. Пишу маленький роман «Некоторые достойные внимания случаи из жизни Луки Бедо». Как-то нас еще выругают в «Весах» за «Белые ночи»! Если разрыв дипломатических сношений должен был совершиться, то хорошо, что он уже совершился. А разве рецензия о цветнике уже не открытое нападение по всем правилам стратегии [816] ? Что-то будет осенью?

Напишите хоть несколько строчек, а то так скучно ничего не знать, что делается. Привет Надежде Григорьевне.

Любящий Вас

Сергей Ауслендер. 27 Messidor. а. 114 r. F. 18. VII. 07. Окуловка

фабрика Пассбург.

816

Речь идет о рецензии Андрея Белого на альманах «Цветник Ор» (Весы. 1907. № 6).

Кузмин кланяется и просит, если можно, прислать кончик рукописи.

5

Дорогой Георгий Иванович,

больше всего не любя неизвестности, я очень хотел бы выяснить, пригодится ли мой рассказ Андрееву. Простите, что все беспокою Вас, но, может быть, Вы видаете Л<еонида> Н<иколаевича>.

В октябре кончу большую повесть, из которой написал восемь глав; в ней будет французская революция, гильотины, маркизы, тайные общества и проч. и проч., но не знаю, подойдет ли она больше «Литании» (рассказ, уже посланный Андрееву), которую я все-таки имею смелость защищать и считать более глубокой, чем «Севираж» [817] .

Слышал, что есть слухи о журнале. Правда ли? В конце концов журнал будет, потому что это необходимо. Но как и когда?

У нас прекрасная, ясная и холодная осень. Солнечно и ветрено. Дни идут тихо, размеренно и легко. Езжу верхом, читаю Вальтер Скотта и много пишу. Что Александр Александрович? Привет Надежде Григорьевне. Здесь пробуду числа до 22.

Любящий Вас

Ваш

Сергей Ауслендер. 23 Thermidor. а. 114 r. F. 13. VIII. 07. Окуловка.

817

Речь идет о повести «Вечер у господина де Севираж» (опубликована в альманахе «Белые ночи»).

В тексте письмо датировано: 13. VII. 07.

6

Дорогой Георгий Иванович,

только вчера приехал из Москвы, куда ездил и себя показать, и других посмотреть. Очень устал от бесконечных деловых разговоров, от интриг и стратегий московских редакций. Теперь отдыхаю на осеннем солнце и с радостью думаю о строгом, аристократическом Петербурге, где литературой занимаются как истые мастера, спокойно и с достоинством, не завидуя, не злословя на конкурентов и оставаясь такими же людьми, как мастера и<з> других цехов, а не обращаясь в автоматов, не умеющих не только жить, но даже ни о чем другом говорить, как о том, кто кого и как выругал, какие будут новые журналы, кто что сказал, и так без конца. В Петербурге тихие мастерские, в Москве шумный базар. Базары нужны, но лучше жить от них подальше. Мистических анархистов ругают с неутомимым однообразием. В этом ожесточении есть какой-то страх за себя.

Что в Петербурге? Слух об имеющих открыться журналах теперь принимаю с боязнью, как бы бессмысленный базар не проник бы и в нашу тихую, дружную жизнь обыкновенных рабочих людей, а не маклаков и скупщиков.

Переезжаю в этот четверг в Петербург. В пятницу, вероятно, забегу, хотя хлопот будет такая масса, что страшно подумать. Андрееву писать не буду пока. Может быть, увижу лично. Он, оказывается, составил мне протекцию в московскую газету «Утро», куда я получил приглашение по его настоянию [818] . Меня трогает такое внимание даже без всякой личной приязни и дружбы. Я с удовольствием дал бы рассказ для «Факелов» [819] , но до января еще очень далеко, и к новому году думаю издать книжечку (в «Грифе») [820] , в которую войдет этот рассказ. Мне хотелось бы раньше провести его где-нибудь. Привет Надежде Григорьевне. Кузмин кланяется. Рукопись он получил. До скорого свиданья.

Любящий Вас

Сергей Ауслендер. 30 Thermidor. а. 114 r. F. 20. VIII. 07. Окуловка.

818

В газете «Столичное утро», имеющейся здесь в виду, в 1907 г. Ауслендер не печатался.

819

В третий альманах «Факелы» Ауслендер отдал повесть «Некоторые достойные внимания случаи из жизни Луки Бедо».

820

Книга «Золотые яблоки» действительно была издана московским издательством «Гриф» в 1908 г.

Дневниковые записи В. К. Шварсалон [*]

Мемуары о Кузмине сравнительно малочисленны. Очерки Ремизова, Цветаевой, А. Шайкевича, Л. Борисова, Рюрика Ивнева, В. Н. Петрова, записки О. Н. Арбениной да более или менее развернутые характеристики его личности в общих мемуарах об эпохе — вот едва ли не все, что можно вспомнить. И на этом фоне особенное значение приобретают дневники и письма современников, из которых можно извлечь какие-либо сведения о жизни Кузмина. Давно введены в научный оборот дневник и дневниковые письма Вяч. Иванова, а теперь приходит очередь еще одного дневника, принадлежащего человеку из того же круга.

*

Печатается впервые.

Вера Константиновна Шварсалон (1890–1920) была падчерицей Иванова, дочерью Л. Д. Зиновьевой-Аннибал от первого брака. После трагической смерти матери в 1907 году она была вынуждена принять на себя значительную долю не только хозяйственных материнских хлопот, но и заботы об отчиме, которого всегда воспринимала как самого близкого себе человека. Жизнь заставила ее окунуться в литературную и художественную среду, заставила столкнуться с мистическими переживаниями и попытаться оградить Иванова от сильнейшего влияния А. Р. Минцловой (существуют записи Шварсалон о той вражде, которую она испытывала к Минцловой, и о попытках отделить ее от Иванова), привела к особому состоянию души, которое очень отчетливо вырисовывается в публикуемых нами записях.

Как и когда вошел в эту жизнь Кузмин, нам неизвестно, мы оказываемся прямо in medias res: потаенные записи Веры Константиновны посвящены ее влюбленности в Кузмина, влюбленности, естественно обреченной на страдания. Она и сама понимала это, но все же не могла сделаться равнодушной к человеку, который так ее поразил. И влюбленность жила в ее душе очень долго. Позволим себе повторить уже процитированный фрагмент из дневника Кузмина: «Днем, когда все ушли, Вера сказала мне, что она беременна от Вячеслава, что любит меня и без этого не могла бы жить с ним, что продолжается уже давно, и предложила мне фиктивно жениться на ней. Я был потрясен. Притом тут приплетена тень Л<идии> Д<митриевны>». История женитьбы Иванова на своей падчерице теперь уже достаточно выяснена, но для нас существенно, что немалую роль в этом играла любовь Веры Константиновны к Кузмину.