Михаил Ромм. Способ жизни
Шрифт:
Каждую мизансцену Лавров готовил, не жалея времени. Продумывал все до мелочей. В кадре ни одного лишнего предмета, ничто не отвлекает внимание зрителей от происходящего на экране. Свет, композиция, чередование крупных и средних планов, как, например, это сделано в одной из важных сцен фильма — разговоре приехавшего в деревню Гусева с отцом. Здесь кадры напоминают мастерские графические работы. На черном фоне: портрет в профиль лежащего на раскладушке сына. Отец сидит за пустым дощатым столом. Каждое сказанное собеседниками слово будто материализуется и повисает в воздухе, чтобы была возможность его обдумать.
Кстати, некоторым критикам эта сцена пришлась не по вкусу. Морщились,
Вряд ли с этим можно согласиться. Поездка в деревню придает сюжету дополнительные возможности, делает его более разнообразным. Нельзя же ограничиваться институтом и лабораторией. Однако главное в другом — между отцом и сыном идет серьезный разговор. Крестьянин и ученый беседуют о смысле жизни. Отец допытывается, доволен ли Дмитрий своей жизнью; стоит ли его работа того, чтобы так рисковать; может, напрасно затеяли возню вокруг атомов. На все вопросы Гусев лапидарно отвечает: доволен, стоит, не зря. И, наконец, последний, самый запоминающийся, по Штирлицу, вопрос:
— Ты бомбу делал?
— Делал, — признается сын. — Если бы мы ее не сделали, не было бы у нас этого разговора, батя. И половины человечества тоже не было.
У фильма открытый финал. Он завершается весьма оригинально: накануне операции тяжело больной Гусев посылает Леле игривую записку, в которой просит, чтобы Илья достал ему какие-нибудь брюки, и тогда они втроем смогут сходить вечерком в ресторан «Арагви»…
На пути к экрану у «Девяти дней» нашелся еще один солидный противник: руководители атомной промышленности считали, что фильм, показывая подстерегающие ядерщиков опасности, отпугнет молодых людей от этой специальности. Ромм приложил немало усилий, чтобы отстоять свое детище. Фильм вышел, и, как стало ясно через какое-то время, опасения атомщиков оказались напрасными, они сами это признали.
(Недавно мне подвернулась возможность поговорить о фильме Ромма с группой ныне действующих серьезных физиков. Пожилые люди с горечью констатировали, что фанатиков, подобных Гусеву, в их среде год от года становится меньше. Все упирается в маленькие зарплаты, невозможность прокормить семью. Отсюда и уход из науки в коммерческие структуры, из академических институтов в отраслевые. Раньше такое представить было невозможно.)
К удивлению чиновников, фильм стал лидером проката 1962 года, он опередил такие картины, как «Королева бензоколонки», «Семь нянек», «Деловые люди» (это все комедии), «Дикая собака Динго».
Фильм «Девять дней одного года» принадлежит к когорте новаторских произведений. Во-первых, в нем впервые затронута засекреченная тема — исследования в области ядерной физики. Работники этой отрасли являлись сотрудниками режимных предприятий, о своей работе особенно не распространялись, уже одно это накладывало на них флер романтики.
И. Смоктуновский и Т. Лаврова в фильме «Девять дней одного года»
1961
[РИА Новости]
Во-вторых, Ромм использовал здесь новые режиссерские приемы, которые привлекали внимание искушенных зрителей. Из-за одной новации фильм может показаться суховатым — в нем нет музыки. Отсутствует та субстанция, про которую критики, когда хотят похвалить фильм, пишут,
Съемки фильма «Девять дней одного года». Справа — Михаил Ромм, слева — сценарист Даниил Храбровицкий
1 октября 1961
[РИА Новости]
Можно считать, это первый советский фильм об интеллектуалах. Сам Михаил Ильич определил его как фильм-размышление. Киноманы называли «самой шестидесятнической картиной».
Еще до выхода «Девяти дней» в прокат делегация мосфильмовцев повезла фильм на творческие встречи с моряками Северного флота. На обсуждении один юный матрос сказал:
— Это картина о трудягах-интеллигентах.
Когда, вернувшись в Москву, Лаврова рассказала об этом отзыве Ромму, Михаил Ильич был восхищен им. Хмыкнул:
— Он попал в самую точечку…
После премьеры «Девяти дней одного года» Евгений Урбанский сказал про своего друга Смоктуновского:
— Наступает время его героя — интеллигентного, утонченного и ироничного. Кончается время моих мастодонтов — прямолинейных, бескомпромиссных и приземленных[61].
М. И. Ромм во время демонстрации фильма «Девять дней одного года» на фестивале в Карловых Варах
1962
[ГЦМК КП-1912/6]
Сразу хочется поспорить с «советским Марлоном Брандо» — его героев из «Коммуниста» и «Чистого неба» язык не повернется назвать прямолинейными и уж тем более приземленными. А вот с утверждением о том, что наступает время новых героев, пожалуй, следует согласиться. И они появлялись. Только уже без Ромма — «Девять дней одного года» стал последним его художественным фильмом. Позже Михаил Ильич увлекся документальным кино и с головой окунулся в эту сферу.
Глава двадцать вторая. В ожидании кобылы
В 1962 году Вадим Абдрашитов учился в Московском физико-техническом институте, расположенном в поселке Долгопрудный. Элитный физтех являлся одним из рассадников вольнодумства. Там при активном участии Абдрашитова был организован «устный альманах» — встречи студентов с известными представителями разных профессий. Обычно в выпуске три-четыре гостя, каждый выступающий — это «страничка альманаха».