Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
Вчера в десять часов вечера в школе было собрание двух хуторов. Из края приезжал представитель, помощник краевого прокурора. На собрании он прямо заявил: «Ваш район, и в частности ваш колхоз, план хлебозаготовок, установленный крайкомом ВКП(б) на 1 января 1933 года, сорвал. Крайком дал вам срок до десятого. Если ваш колхоз в этот период не выполнит оставшиеся по плану 1700 центнеров хлеба, вы будете выселены в северные края. За тем я и приехал, чтобы предупредить, чтобы вы после на партию и Советскую власть не обижались!»
От керосиновых
Из колхозников никто не выступил. В президиуме выработали обещательное постановление. Колхозники молча подняли руки «за».
Целый день провел над изготовлением модели трактора. Успел прочно сбить раму и оформить четыре коляски кругового рычага. Но, наверное, приостановлю свое дело, чтоб нервы до конца не расстроить…
Незаметно сели сумерки. Сельисполнитель известил: на собрание. Кроме этого, желающие могут идти на суд в Базки. Судить будут известно за что: за воровство хлеба…
В Среднем Громке нашли три ямы. В одной было тридцать пудов. Администрация говорит, что если не выполним к десятому – выселят.
В час ночи пришла с собрания бабушка. Старик спал тихо, как мертвый.
– Дед, вставай.
– Чиво такой?
– Иди скорее в бригаду, там такая заварилась… страсть божия… Сериков, как бешеный. Добивался, добивался от каждого слова – как хватит счетами об стол – щепки полетели:
– Что вы молчите, подлецы? Знайте, во-первых, я вас покладу, потом сам ляжу. А вот эту (он показал на Васину жену) сейчас идите и выкиньте ее из хаты, выкиньте в чем есть, остальное везите в сельсовет, сейчас же!
– Куды я денусь с детьми-и-и…
– Замерзай! нам не жалко!.. Предупреждаю, если кто ее пустит на квартиру – его выкинем!
Шесть сельисполнителей пошли приводить приказ в исполнение.
Через час Васины дети ревели на снегу. Их у него, как мошкары, и все один другому пить не подадут.
…Морозная, лунная, с зеленым отсветом ночь глотала детский рев и плач, а легкий ветер разносил по хутору жуткую тревогу.
Сериков перед потупившимися людьми бил о стол кулаком:
– Бедняки! Что ж вы молчите? Среди вас живут кулаки… Мы еще пять дворов выкинем вот так же. Безжалостно расправимся с классовым врагом! Взяла слово беднячка, соседка Саньки Филатова:
– Я вот скажу: один раз Сашка убирался ехать за картошкой в Семеновский, а возвращался с хлебом…
– Добре…
Высказывались и другие. Люди вязали друг друга. Вечером в Базках судили Дашуху. Она давала подписку, что у нее хлеба нет, а потом нашли в яме – дали десять лет.
Остается четыре дня. А там, должно быть, сплошная выселка. Хоть в пыль разлетись, а план хлебозаготовки не выполним.
Старик только что пришел с собрания, известил вздыхая:
– Хоть со двора уходи, – сказал он.
– Это за сопротивление, – рассудила бабка.
– Говорят, в ямах…
Ванька Козин ворочает делами. Ныне актив и себя за слабую работу по хлебозаготовке оштрафовал по пять рублей, а Васю Васильева – на сто.
Санечку из колхоза выгнали за то, что не прикрепляет к себе быков. Еще предупредили: сделаем так, как с Васиной женой.
Холодный ветер очистил от облаков северную часть неба. Неужели за тем далеким горизонтом придется устраивать жизнь… Власть, наверное, не будет снабжать продуктами: ей не до людей…
Морозно. На юге застыли неподвижные облака. Ветру их не достать. Зима все сильней захватывает свою власть.
Пришел с работы отец, новость принес: муки не дали и работу бросили. Без муки дела нет. С часу на час ждем, вот придут и скажут: «Убирайтесь». А куда? Хоть на снег падай.
Нет жалости к человеку. Это ж зверство. Другое дело, если бы нас поймали с хлебом или с нашей стороны какое вредительство – за это следует. А то ведь работали честно, сейчас у нас до пятисот трудодней. Разве не доказательство преданности колхозу! Нет?
Некоторые говорят: ты, мол, шкуру свою спасаешь, работая в колхозе…
Подбираются до хозяев-колхозников. Если их выселят, с оставшейся беднотой реветь будем. Они ни арбы, ни ярма сделать не смогут.
Второго бригадира нашей бригады, Мишку Калинчонка, посадили. Перед тем, как запереть его в холодную, один из агитбригады забрался на верх потолка, затаился там. После в кладовую и Мишкину жену. Думали, что они заговорят насчет хлеба, а Мишка шепотом жене: «Скажи Николаю, чтоб камыш прибрал…»
И жену выпустили.
На собрании Сериков спрашивал: «А што представляет из себя Николай Шпынев?»
Этот парень все время был сельисполнителем. Дядя его – Николай Виссаревич – сейчас секретарь колхоза. Он в ГПУ не одного спрудил…
Меня разбудил Сериков и коротко приказал:
– Иди сюда! Вышел.
– Буди Козина Ивана, пускай сейчас же готовит сводку о ночной работе по всем видам и потом с ним зайдете ко мне.
В бригадном доме все спали, сплошным храпом дышали обе хаты. Бабка Данилиха гремела рогачами – стряпалась у печки.
На шейке возле грубки, свернувшись калачиком, лежал Козин. Разбудил…
…Сводка готова. Зашли к Серикову. Он написал еще записку.
…Десятого января – выселка. Кому-кому, а нам в первую очередь. Дед по наряду за половой ездил за Осинов, весь день проездил, промерз. Прибежал запыхавшийся сельисполнитель:
– На собрание!
Скрипят порожки, люди идут на собрание…