Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
Сценарий Шолохова и Шенгелая к фильму «Поднятая целина» – одно из самых совершенных драматургических произведений своего времени, созданных коллективной мыслью писателя и режиссера. Эта неспетая песня связана с нашими днями теми славными путями дружбы и взаимообогащения, которыми продолжает идти передовой отряд нашего многонационального искусства.
В работе «Тихий Дон» и «Поднятая целина»
Беседа с тов. М. Шолоховым
Приехавший на несколько дней в Москву М. Шолохов в беседе с нашим сотрудником рассказал о своих творческих замыслах и поделился ближайшими перспективами своей работы. Он
– Окончанию второй части «Поднятой целины», – говорил он, – помешала работа над последней книгой «Тихого Дона». В ней будет показан окончательный разгром белого движения на Дону. Возвращаясь по тому или иному поводу к первым книгам «Тихого Дона», я ощущаю чувство неудовлетворенности, как это вообще свойственно писателю. Недочеты первых книг я стараюсь исправить в четвертой, а это идет не за счет быстроты.
Как только закончу «Тихий Дон», вернусь к «Поднятой целине». Главные трудности, тормозившие работу над первой частью, – обилие материала, стремление отобрать самое существенное – сейчас преодолены.
Вторая книга, как и первая, покажет становление колхозной деревни. Она охватывает примерно тот же период (1930 – 31 годы), но более поздний его этап. Все основные персонажи первой книги переходят во вторую. Но помимо них читатель встретит и новых героев. Это, главным образом, партийные работники из района.
Я принимаю упреки в том, что в первой книге «Целины» слабо отражена роль комсомола в коллективизации деревни, совсем не показана женщина-активистка. В плане работы над второй книгой надо исправить эти недостатки. Каким путем? Пока еще не знаю. Мне не хочется подробно сейчас говорить об этом – это векселя, по которым надо будет платить. У меня на памяти много примеров не только не совпадения изданной книги с первым ее вариантом, рассказанным в каком-нибудь декларативном высказывании, но и целиком не выполненных писательских обещаний. Отклонения в процессе работы от намеченного плана вполне закономерны. Поэтому самое благоразумное – раньше времени не распространяться о деталях.
А. Гуторович, В. Темин
Герой № 1 о Михаиле Шолохове
Заговорили о любимых писателях.
– А что-то хозяин дома молчит? – подмигнув друзьям, полковник кивнул головой в сторону поседевшего уже генерала.
– Анатолий Васильевич, можно подумать, что ты уже не книголюб. Кроме писем жены, ты ничего на фронте и не читал, а?
– Книга книгой, а своим умом двигай, – усмехнулся генерал. – Некоторые, я слышу, как дамы перчатки, меняют свою любовь к модным писателям, а у меня с молодости – единственный. Я даже в самолете с ним не расставался. Загрустишь по дому, его книжку раскроешь – и словно в родных местах побываешь. – Генерал прикрыл глаза и тихо, как во сне, прочел на память: – «К вечеру собралась гроза. Над хутором стояла бурая туча. Дон, взлохмаченный ветром, кидал на берега гребнистые, частые волны. За левадами палила небо сухая молния. В хуторе хлопали закрываемые ставни, от вечерни, крестясь, спешили старухи, на плацу колыхался серый столбище пыли…» Эх, и дивно написано! Я ведь сам казак, родом из станицы Белоглинской. Казака, говорят, кобыла родила, а и видно, от орла – рано в небо поднялся.
Мы беседовали в квартире знаменитого полярного летчика Анатолия Васильевича Ляпидевского1. Это он 5 марта 1934 года первым разыскал среди безбрежных просторов Северного Ледовитого океана лагерь челюскинцев и вывез оттуда женщин и детей. За этот подвиг Анатолию Ляпидевскому – самому первому в нашей стране – было присвоено звание Героя Советского Союза.
– В тот год я и познакомился в Москве с Михаилом Александровичем Шолоховым, – вспоминает Ляпидевский, показывая нам фотографию. – Вот
– О многом мы тогда говорили. Шолохов интересовался челюскинской эпопеей. Я, говорит он, в газетах читал про это, но хотел бы, товарищ Ляпидевский, услышать кое-что и от вас лично… Долго расспрашивал об условиях работы в Арктике. Что там за аэродромы, и как мы их разыскиваем среди снежной пустыни. А потом вдруг Михаил Александрович спрашивает: «А охота в Арктике есть? И каких там зверей, кроме медведя, бьют?…» Тут он заметил, что напал тоже на охотника, и дальше разговор у нас шел уже чисто профессиональный. Рассказал я ему про чукчей, что бьют моржей и тюленей на побережье Ледовитого океана. А он меня все расспрашивает: «А из чего бьют да как?» Услышал слово «мейна», требовал объяснить, что такое. Трещина, говорю, от ветра. Оттуда высовывают моржи и тюлени сопящие морды, чтобы набрать воздуха. В эти минуты чукчи-охотники лежат с винчестерами, как мертвые. И собаки рядом – не шелохнутся. И только когда уже морские звери наберут воздуха полные легкие, тогда стреляют по ним. Иначе утонут, а так плавают, как мячики.
Шолохов хохочет:
– Представляю, что за азартная охота! Эх, мне б туда, к чукчам!
– А за чем, говорю, дело стало, Михаил Александрович? Давайте махнем на моем «АНТ-4» на Чукотку…
– С удовольствием бы, но пишу роман о Тихом Доне. Некогда. Вот закончу, тогда мы завалимся по воздуху к этим, наверное, чертовски интересным, чукчам-охотникам.
Ляпидевский огорченно вздохнул.
– Ну а потом – война.
– Читал лишь в газетах его фронтовые очерки и статьи с фронта. Видал у летчиков «Поднятую целину», всю прошитую из немецкого пулемета. В годы войны работал я уже вот с ним, – он вынул из альбома фотографию знаменитого авиаконструктора. На обороте ее размашистым почерком было написано: «На добрую память дорогому Анатолию Васильевичу о совместной работе по созданию нового в нашей авиации. Туполев»2.
– Словом, перевооружили мы свою армию такими самолетами, чтобы в небе, кроме мух, ничего не осталось! Помнится, прилетел я с новыми пикирующими бомбардировщиками в третью воздушную армию к Герою Советского Союза Михаилу Михайловичу Громову. К тому самому, что в 1937 году совершил рекордный перелет Москва – Америка через Северный полюс. В тот день «мессершмиты» сбили наш «П-2». Проносят на носилках обуглившегося летчика. Лица не узнать. Полез я к нему в гимнастерку за документами. Вытащил «Правду», газета вся в крови. И гляжу: рассказ Шолохова «Наука ненависти». Затем поднялись в воздух наши новенькие машины, и стали они сбивать «мессершмиты». Было ясно видно, как один за другим падали горящие стервятники. А когда командир дивизии увидел в кабине моего самолета вот эту фотографию – Шолохов на охоте с собаками, – удивился: «Уж не друг ли твой?» – «Нет, – отвечаю, – просто любимый писатель». – «Да-а, вот этот, говорит, умеет жечь глаголом сердца людей. Утром я прочитал летчикам его «Науку ненависти». И знаешь, ей-богу, не преувеличиваю: никогда за два года войны не видел, как яростно в этот день дрались!»
– Вы читали в газетах о встрече Шолохова с комсомольцами Дона? Там он сказал, что, как закончит роман о войне, собирается написать пьесу.
– Ну, тогда, чтобы попасть во МХАТ, придется билеты за полгода заказывать, – засмеялся Ляпидевский.
– Вы знаете, я иногда встречаюсь с космонавтами. Так вот, Михаил Александрович должен знать, что и Юрий Гагарин, и Валя Терешкова, и Алексей Леонов – все они с нетерпением ожидают выхода нового романа Шолохова «Они сражались за Родину». Хорошо о нем сказал один будущий космонавт, о котором вскоре узнает весь мир: «Когда Шолохов выведет своих героев на орбиту, сразу подымется потолок советской литературы!» Мы верим в мощь и прочность таланта Шолохова так же, как верим в прочность наших космических кораблей.