Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
Зал Вешенского кинотеатра «1-е Мая» был набит до отказа.
– Проверяется писатель Михаил Александрович Шолохов, – сказал председатель комиссии по чистке. И зал вдруг пришел в движение и зарукоплескал.
С легкой улыбкой, в белой майке у маленького столика, покрытого красным, стоял Михаил Шолохов.
– Родился в хуторе Кружилинском в 1905 году, – начал он. – Отец мой торговый служащий. Учился я в Богучарской мужской гимназии, окончил четыре класса. Затем начал работать в исполкоме ст. Каргинской. В 1921 году был послан на курсы продовольственных инспекторов в Ростове. Продовольственным
На этом он поставил точку. В глазах приезжего блондина потухли огоньки любопытства. Он, по-видимому, был разочарован, что автор «Тихого Дона» и «Поднятой целины» человек с такой простой автобиографией. Пропустив несколько вопросов, он поднял и свою руку.
– Скажите, как вы собирали материал?
– С корзиной, – подал кто-то реплику.
– Можно не отвечать на этот вопрос, – сказал председатель комиссии, – скажите лучше, какую общественную и партийную работу вы несете?
– Постоянно связан с партийной организацией района, участвую в ее работе. Веду большую работу с молодыми писателями, как член редколлегии нескольких журналов.
– Как помогаете начинающим писателям?
– За последнее время наблюдается огромная тяга в литературу. Впрочем, часто в литературу идут и люди, которые, не сумев работать делопроизводителем где-нибудь в конторе Заготзерно, решают, что лучше писать стихи, считая литературную работу самой легкой работой. Такие люди литературе ничего не дадут. Под моим наблюдением находятся 5 человек, людей обещающих. Я правлю их рукописи и помогаю освоить писательское ремесло.
– Какая у вас связь с колхозами?
– Бываю в колхозах часто. Без этой связи я не в состоянии писать.
– А что послужило толчком к литературной деятельности? – задала вопрос женщина в белой кофточке, видимо, учительница.
– Очень трудно ответить на этот вопрос. Была тяга к литературе, было призвание.
– Разрешите, – подняла опять руку женщина, – я не удовлетворена. В Москве, вы говорили, искали профессию, и вдруг…
– Писать я начал рано, но сам стыдился написанного. Потом, когда начал писать в газете фельетоны, грань между фельетоном и рассказом оставалась небольшая. Я перешагнул эту грань.
– Какой самый первый ваш рассказ?
– У меня серия рассказов под названием «Донские рассказы». Один из первых моих рассказов в этот сборник не вошел. Сейчас я даже не помню его названия.
– Что практического ты сделал в борьбе за литературный язык? – задал вопрос парень в белом костюме с черным от загара лицом.
– Моя обязанность,
– Как вы смотрите на указания критиков Васильковского и Лебедева?
– С целым рядом указаний критиков я соглашаться не обязан. Необязательно, например, мне соглашаться с Васильковским. С чем я согласился, это то, что в «Поднятой целине» я недостаточно показал женщину в колхозе и слабо комсомольцев2.
– Известно вам, что из вашей книги «Поднятая целина» за границей срезали пять глав?
– Между СССР и западноевропейскими государствами не существует литературной конвенции. Поэтому они издают наши произведения как им выгодно. Мне это известно. В соответствующий момент я протестовал против этой операции письмом. Письмо получило большой отклик видных писателей Европы. В частности, Андре Жид согласился с моим письмом и заявил свой протест.
– В скольких странах переизданы ваши произведения?
– В 14 странах.
– Как отзываются критики буржуазных государств о «Поднятой целине»?
– В зависимости от направления газет и журналов. Отзывы были самые разнообразные.
– Скажите, пьеса «Генерал Победоносцев», которая ставилась в станице Каргинской, – ваша?
– Да, моя. Тогда я стыдился своих писательских попыток и выдавал ее за чужую.
Приезжий блондин уже давно намеревался задать вопрос. Он то приподнимал руку, то опускал. Наконец, решительно попросил у председателя слово.
– Товарищ Шолохов, – скажите, какую роль играл бы Григорий Мелехов в период сплошной коллективизации?
Шолохов улыбнулся.
– На этот вопрос я смог бы ответить, если бы «Тихий Дон» кончался не гражданской войной, а 30 годом. Мелехов – вымышленный тип, и трудно ответить, что он делал бы.
– Когда кончите «Тихий Дон» и «Поднятую целину»? – задала вопрос женщина.
– По моим расчетам, я должен закончить в следующем году.
– Думаете ли дать что-либо из быта рабочих?
– Ответить на этот вопрос трудно. Я бы не хотел ограничиться крестьянской тематикой. Но, поскольку я связан двумя книгами и пьесой, я не смогу ответить, когда перейду к рабочей тематике.
Кто-то поднял руку и попросил слово.
– Скажите, – сказал он, – почему вы написали так Григория Мелехова, что он вызывает симпатию у читателя?
– Григорий Мелехов является середняком. Колебания середняка очень велики. В Мелехове я хотел показать эти колебания. Плох тот писатель, который ставит своих героев на ходули. Я избегал этого в Мелехове. Относительно симпатии я скажу так: смотря кто читает. У одних он вызывает симпатии, у других – нет.
В прениях выступал парень в белом костюме. Он показал большое знакомство с литературными вопросами. Хвалил Шолохова за то, что «Поднятая целина» большую роль сыграла в коллективизации, научила распознавать механику классовых врагов. Он пожелал Шолохову в следующих книгах изжить недостатки языка. Больше в прениях никто не хотел выступать. Решение комиссии: «Считать Михаила Шолохова проверенным» встретили шумными аплодисментами.
Обсуждение возобновилось потом, когда расходились по темным улицам Вешек. Тут снова говорили об авторе и его героях.