Михайлов день (Записки очевидца)
Шрифт:
Но расскажу о детях. Трёхлетняя Анечка с братиком Алёшей причащались в тот день и слушали службу с таким вниманием, что, казалось, забывали дышать. Детей-причастников в храме было много, стояли они тихо. Но один малыш, как муха, зудел: «Хочу чаю! Хочу супа! Ку-ушать хочу!» Утихомирить малыша смогла только Анечка, сказав ему строго: «Хочешь быть христианином — терпи». А потом повела его за руку причащаться, воздыхая в подражание маме: «Ох, горе моё! И как вас растить?»
И ещё немного об Анечке. В конце обеда прибежала соседка и сказала, заплакав: «Иван опять пропал. Не поможете, а?» У Ивана после контузии, объяснили мне, случались
Вот какой случай был с маленьким Алёшей. Его крестили в три с половиной годика. Алёша был в таком восторге от мысли — у него теперь есть Ангел-хранитель, что изводил вопросами мать:
— Мама, а с Ангелом можно разговаривать?
— Можно.
— Мама, а с Ангелом можно поиграть?
— Не знаю.
— Мамочка, а где сейчас мой Ангел-дружочек? Ну пожалуйста, покажи!
Мать в это время вынимала пирог из духовки и, ожёгшись о противень, сказала в сердцах:
— Вот пристал: «покажи, покажи». Проси у Господа. Он всё может. А я что могу тебе показать?
Алёша молча постоял перед иконами и убежал играть в сад. К обеду он вернулся с новостью:
— А ко мне дядя с крыльями приходил.
— Какой дядя с крыльями? — опешил отец.
— Хороший. Мы так весело играли и разговаривали.
— О чём?
— Дядя, — говорю, — ты такой высокий, выше крыши. Достань мне, пожалуйста, яблочко с яблони, а то папа не может достать. Он достал. Вот!
И Алёша положил на стол большое румяное яблоко, хорошо знакомое всем. Яблок в саду давно уже не было. Но всю осень на вершине старой яблони, переросшей дом, красовалось это румяное яблоко, и Алёша просил достать его.
Папа лазил с лестницей — не достал. Мама сбивала палкой — не сбила. А пришёл хороший дядя с крыльями и дал яблоко малышу.
У детей всё просто. По чистоте сердца они, возможно, и Ангелов видят, а душа ещё не искалечена злом. В дневнике иеромонаха Василия (Рослякова), убиенного на Пасху 1993 года, есть такие слова о разрушительной силе зла: «Действия лукавого направлены на разрушение Божественного строя, порядка жизни, то есть на разрушение красоты и премудрости. Потому что Божественный строй (иерархия во всём, послушание по любви) — это и есть премудрость и красота, совершенство и полнота».
К сожалению, дети неверующего «раскованного» поколения — это деревья, растущие корнями вверх и не ведающие той Божественной иерархии, когда превыше земли — небо, а превыше земного — Бог. У них уже в крови — так воспитали — что превыше всего самолюбивое, обидчивое, кричащее «Я!»
Прошлого не вернёшь, но больно за ближних. Сколько жертв было принесено ради детей, и всё для того, чтобы сын-студент кричал на мать-пенсионерку: «Не смей одевать меня в эти плебейские дешёвые вещи! Если ты нищая, то зачем родила?» А сын известного правозащитника, боровшегося всю жизнь за права человека, но против Бога, разговаривает с больным отцом
И ещё раз о жертвенной вере неверующих или о заповеди «не сотвори себе кумира». По законам царской империи потомственным купцам в третьем поколении жаловали личное дворянство. Но случалось такое крайне редко, и вот почему. Если первое поколение отважно пересекало моря и без устали трудилось для блага детей, то следующее поколение проматывало капиталы отцов в безумных кутежах, вырождалось, спивалось, стрелялось.
После крещения я по наивности даже думала, что Господь дал заповедь «не сотвори себе кумира» именно из сострадания к детям. Господь ведь жалеет наших деточек, а кумиры нежизнеспособны.
Напекла я в понедельник гору ватрушек. И только успела вздохнуть «Куда столько?», как пришла ко мне в гости многодетная семья. Семеро детишек, к моему удовольствию, живо смели гору, а родители к ватрушкам даже не притронулись.
— Вы хоть попробуйте, — уговаривала я их.
— Да не голодные мы. Что-то не хочется.
— Хочется, хочется! — закричали дети. — Папа с мамой понедельничают, потому что Васька курит!
— Да пусть себе курит, — сказал отец. — Ему же батюшка разрешил.
— Ой, не курю! — заплакал Васька. — Мам, хоть ты не понедельничай, а?
— Велика честь ради тебя понедельничать, — ответила мама, но ватрушку при этом не взяла.
Родители явно понедельничали, то есть держали по понедельникам сугубый пост. А чтобы стало понятно, почему так, надо рассказать всё по порядку. Однажды папа обнаружил, что от его любимого сына Василия пахнет уже не молоком, а табаком. Вася честно признался:
— Папа, я попробовал. У нас в классе даже девочки курят, а некоторые ведут, кх-м, совместную жизнь. Да меня уже задразнили! Я же белая ворона, пойми. Можно я буду курить понарошку, чтобы только отвязались, и всё?
Духовный отец шестиклассника Васи выслушал рассказ про «белую ворону» и принял неожиданное решение:
— Хорошо, Василий, кури, но с одним условием — за каждую сигарету тридцать земных поклонов. Идёт?
Вася быстро перемножил количество сигарет в пачке на тридцать и возмущённо запротестовал:
— Это шестьсот поклонов за вонючую пачку? Не согласен курить, и всё!
— Но тебе же хочется приспособиться и быть «крутым»?
— А правда, батюшка, мне всего хочется — и святым быть, и очень «крутым».
Возраст такой — всего хочется. И вдруг я вспомнила, как год назад Василий разговаривал с сестрёнкой. Они сидели в сумерках на берегу реки, и я нечаянно услышала их разговор.
— Говорят, гонения будут, — сказал Василий, — и придётся нам умирать за Христа.
— Я крови боюсь, — прошептала сестрёнка.
— Ничего, Господь нам поможет. Мы ж не Иуды, чтобы предать.
Вот и настала для юного христианина та пора незримых гонений, когда подступает к душе скверна ада и старается поглотить. В одиночку тут не выстоять, и бьются за детей в духовной брани родители, понедельничая ради них. Пост в понедельник, обязательный для монахов, посвящён по традиции Небесным бесплотным Силам, Архангелам и Ангелам, хранящим нас. Трудно сегодня детям в мире соблазнов, и многие православные родители понедельничают ради них.