Микенский цикл
Шрифт:
– К бо-о-ою-ю-ю-ю!!!
Еще ничего не понимая, но уже чуя беду, кинулся на берег. Если расставить лучников, если выстроиться фалангой прямо на сером песке...
Поздно! ...Горели сторожевые кимбы – маленькие, верткие, но бессильные против краснобоких чудищ, закрывших весь горизонт. Легкий ветер раздувал огромные желтые паруса с красным Оком Ра в центре. Ни криков, ни песен – молча мчались к берегу корабли ванакта Черной Земли. Поздно думать – откуда? Поздно гадать – почему?
НЕЧТО! Вот оно – НЕЧТО!
С запасом попросил времени
Четыре дня! Хватило и двух... Ох и дураки же мы все!
– Фтия! Саламин! К бою-ю! Микены! К бою-ю-ю!
Спарта-а!..
Но я понимал – поздно. Не успеть. Они уже рядом совсем близко...
– Дядя Диомед!.. Тидид!.. Ванакт!..
Нестройной толпой бежали ко мне воеводы, застегивая на ходу ремни сверкающих шлемов, стуча по песку не плотно надетыми эмбатами. Лигерон, Аякс Большой, Менелай, Одиссей...
– Кто это, Тидид?!
Объясняться нет времени. Его вообще нет. Первые стрелы уже свистят в воздухе – длинные, тяжелые, хищные...
– Лучники! Вперед! По кораблям! По палубам!..
Молодец, Любимчик, молодец, стрелок, да только ты еще не видел, как бьют кемийские луки!..
– Менелай! Отводи всех на равнину! Строиться в две фаланги, вторая – лицом к Скейским воротам. Лавагет Лигерон, Аякс!..
– Мы прикроем, дядя! Вы успеете!..
Малыш тоже понял, что в лагере не удержаться. Нас просто перережут у шатров, переколют копьями с широкими, как меч, наконечниками из сияющей бронзы.
А стрелы уже свистели, жужжали, впивались в тела. Кто-то, совсем рядом, близко, молча рухнул на песок. Стрела, пробившая панцирь, еще подрагивала, словно не в силах удержать злобу...
– Наза-а-ад! Отходим!
Неуверенно, робко запели трубы. Поздно, поздно! Краснобокие корабли уже тыкались высокими носами в песок, с бортов горохом сыпались невысокие крепкие парни в белых набедренных повязках. Смуглые лица, высокие, почти ростовые щиты с закруглением наверху...
– Отходи-и-и-им!!!
Последнее, что я успел заметить, – сброшенные вниз сходни, по которым уже сталкивали на песок сверкающую золотом колесницу.
...Задержать мы их смогли только у частокола. И то ненадолго. Муравьев-мирмидонцев и саламинцев Аякса спасала теснота. Луки тут были почти бесполезны, а против копий, секир и боевых булав еще можно было продержаться. Какое-то время, конечно... Смуглые копьеносцы дрались молча и так же молча умирали. Но чаще умирали мы.
Мой щит был пробит уже в двух местах, но я не отходил, высчитывая в уме мгновения. Еще одно, еще... Белокурый должен успеть, должен выстроить войско до того, как эти вырвутся на Фимбрийскую равнину, как откроются Скейские ворота (а ведь откроются!) и мы окажемся в пкане, в мешке, в котле...
Приамов котел! Котел из сверкающей кемийской бронзы! Мелькнула и сгинула мыслишка о нашем вожде вождей. Небось и на этот раз не проснулся? Ну и Гадес с ним, с носатым!
– Лигерон! Аякс! Уходим!..
Частокол уже подпирает лопатки. Пора к воротам, на прорыв, иначе
– Лигеро-о-о-он!
– Я...Я здесь, дядя.
Уже по голосу понял – плохо дело. Никогда еще у малыша не было такого голоса – слабого, растерянного.
– Я... здесь...
Лавагет Лигерон Пелид, непобедимый герой Ахилл, сидел на земле, вцепившись окровавленными пальцами в стрелу, пробившую плечо. Почему-то почудилось, что кровь, струившаяся из раны, – черная. Не красная, не серебристая...
Удивляться было некогда, некогда даже подумать, отчего малыша, не получившего за все эти месяцы и царапины, все-таки достали.
...Смыкалась морская плоть сына Фетиды Глубинной под ударами меди и бронзы. Но кемийская стрела оказалась сильнее. Зверобоги Номоса Черной Земли Презирали волшебство наших богов.
Десяток уцелевших мирмидонян гибли под копьями, прикрывая раненого вождя. Окровавленного, растерянного...
– Меня... Меня ранили, дядя Диомед! Ранили!
Так изумляется ребенок, впервые оцарапавший до крови коленку.
– Братишка? – проревело рядом. – Держись, братишка! Каменная гора с шумом и пыхтением проломилось через вражеские щиты. Аякс Теламонид, страшный, заляпанный кровью и грязью, бросился к Лигерону. Только сейчас я вспомнил, что они и вправду – двоюродные братья. И ведь похожи!
– Аякс! Ты же сам ранен!.. – крикнул я... охнул.
Стрела с жужжанием ударила в обнаженный локоть Теламонида. Ударила – отлетела прочь. Словно бычок и вправду был гранитной глыбой.
Чудится?
Аякс легко взвалил брата на плечо, обернулся ко мне.
Подмигнул.
– На меня еще стрелу не сработали, Тидид!
Мне бы удивиться – не удивился. Некогда. Берег мы потеряли, потеряли лагерь... Что осталось?
Осталась Фимбрийская равнина – та самая, трижды проклятая, пропитанная нашей кровью. Остался желтый, дротухший от трупов Скамандр, за которым выстраивались остатки войска.
...Троянцы уже наступали – из Скейских ворот, из ворот Дарданских, отовсюду. Колесницы с острыми серпами, лучники, пращники, толпы легковооруженных в полотняных панцирях. Впереди бледным электром* сверкали круглые щиты – в бой шла личная охрана Приама.
*Электр – естственный сплав золота и серебра.
С бронзовым лязгом захлопывался капкан.
Но страх проходил. Все-таки мы воевали не первый день, к тому же ярко светило солнце, каждый видел своего товарища в строю, видел своего вождя...
...Не каждый, конечно. Даже на первый взгляд было ясно, скольких мы оставили в лагере. Тех, кто не успел даже схватиться за копье.
– Ряды ровнее. Ровнее! Строй «вепря»! Лучникам приготовиться...
А из лагерных ворот уже выезжали золоченые невысокие колесницы, впереди которых гордо вздымали головы белые кони-красавцы, выбегали смуглые копьеносцы в светлых головных повязках. Ни шлемов, ни панцирей, только высокие щиты. С такими драться можно, особенно если сойтись лицом к лицу, но...