Миклуха-Маклай
Шрифт:
Никак не реагируя на поведение туземцев, Миклуха-Маклай продолжал внимательно их разглядывать, надеясь встретить хоть одного знакомого из тех, что бывали у него в Гарагасси, но таковых не оказалось. Кругом виднелись хмурые, встревоженные физиономии, как бы говорившие: Зачем ты пришел, зачем нарушаешь нашу покойную, налаженную жизнь.
Путешественнику стало как-то неловко: и в самом деле, зачем он пришел сюда из далекой России? Нужно ли стеснять мирное существование этих людей?
Авель, туземец деревни Горенду (рис. М.-Маклая).
Тем
Миклуха-Маклай был очень доволен, что не взял с собой револьвера, так как сохранить хладнокровие при таком бесцеремонном обращении было действительно трудно: он невольно отошел шага на два в сторону.
Спокойствие путешественника умиротворяюще действовало на папуасов. Раздались голоса, порицавшие чрезмерно воинствующих сородичей. Но положение все-таки было напряженным. Обе стороны чувствовали себя неловко, не предпринимая ничего решительного. Попытаться уйти Миклуха-Маклай не мог. Его охватила апатия; события последних минут сильно утомили нервы. Объясниться же с туземцами он не умел.
В эту секунду взгляд его упал на новую цыновку, лежавшую около хижины. Ярко освещенная лучами солнца проникавшими сквозь зелень пальмовых листьев, цыновка располагала к отдыху. Миклуха-Маклай оттащил ее немного в тень и лег на нее. Сразу стало легко и спокойно. Он закрыл утомленные ярким светом глаза.
Но тяжелые башмаки мешали ему. Усилием воли он за ставил себя сесть и расшнуровать ботинки. Эта процедура необычайно заняла туземцев. Теперь стало совсем удобно и он опять лег и закрыл глаза. Толпа туземцев, стоявших полукругом в некотором отдалении, с детским любопытством глядела на него. Один из них наклонился над башмаками и, казалось, весь погрузился в их созерцание.
Лежа с закрытыми глазами, Миклуха-Маклай припомнил все детали случившегося и подумал, что, если уж суждено быть убитым, то не все ли равно, как это произойдет, — стоя, сидя, лежа на цыновке или же во сне. К этому присоединилась мысль, что если бы при этом два три, даже шесть папуасов также поплатились бы жизнью было бы весьма слабым утешением. И он снова ощутил радость, что не взял с собой револьвера.
Уже сквозь дремоту он слышал голоса птиц. Резкий крик быстро летающих лори несколько раз заставлял его проснуться. Зато грустная песня коки и однообразный треск цикад успокаивали нервы и клонили ко сну.
Проснулся Миклуха-Маклай часа через два. По положению солнца он легко определил, что было уже не меньше трех часов пополудни. Он чувствовал себя очень освеженным. Прежних усталости и апатии как не бывало. Туземцы продолжали сидеть полукругом около цыновки, шагах в двух от спавшего путешественника. Они разговаривали вполголоса, мирно жуя бетель.
Открыв глаза, Миклуха-Маклай заметил, что они убрали оружие, и вид их был далеко уже не такой воинственный и угрюмый, как два часа назад. Он еще раз пожалел, что не знает языка папуасов и не может объяснить им цели своего посещения и выразить дружеские к ним чувства. Поднявшись с цыновки, Миклуха-Маклай стал приводить свой костюм в порядок. Папуасы попрежнему с любопытством следили за каждым его движением. Миклуха-Маклай кивнул головой в разные стороны и
СРЕДИ ЛЮДЕЙ «КАМЕННОГО ВЕКА»
Дни шли за днями. Приглядываясь к папуасам, Миклуха-Маклай все больше и больше убеждался в полной несостоятельности теорий о существовании «низших» рас, неспособных к умственному развитию. Наоборот, многочисленные примеры убеждали его в природной сообразительности и понятливости туземцев. Так, однажды он расспрашивал Туя о названии ближайших к Гарагасси деревень. Чтобы не забыть, он сделал на бумаге план местности и отмечал на нем приблизительное положение деревень и их названия. Туй, внимательно следивший за рисунком, видимо, понимал, в чем дело. По крайней мере, когда Миклуха-Маклай стал называть деревни, указывая место их на карте. Туй исправлял не только произношение названий, но и самый рисунок. Лучшего доказательства смышлености и способности к интеллектуальному развитию папуасов нельзя было себе представить.
Миклуха-Маклай убеждался также на каждом шагу, что и в нравственном отношении туземцы ничуть не отставали от культурных народов. Например, однажды Туй попросил у него топор. Путешественник немедленно исполнил просьбу Туя и затем нарочно не напоминал ему о взятой вещи, сделав вид, что забыл о ней. Через несколько дней Туй сам вернул топор, — он был ему больше не нужен.
Еще одно обстоятельство отметил Миклуха-Маклай в жизни папуасов. Они имели обыкновение часто обмениваться подарками, но это нисколько не походило на товарообмен. Они дарили то, чего у них было много, и никогда не ждали ответного отдаривания.
Не прошло и месяца со дня поселения путешественника в Новой Гвинее, как лихорадочный экваториальный климат острова дал себя знать. Первым заболел Бой. Болезнь помощника затруднила, но не остановила научных работ Миклухи-Маклая. Режим его рабочего дня не изменился даже когда заболел второй помощник — Ульсон.
Ежедневно русский ученый вставал в пять часов утра, когда солнце еще не появлялось над горизонтом, и отправлялся совершать свой туалет к речке; мелкий речной песок с успехом заменял ему забытое мыло. После умывания он приготовлял себе чай, а в семь часов аккуратно записывал температуру воздуха, воды в ручье и в море, высоту прилива, показание барометра, направление и силу ветра, количество испарившейся воды в эвапорометре, вынимал из земли зарытый на один метр глубины термометр и также записывал показанную им температуру. Закончив метеорологические наблюдения, он отправлялся или в лес за насекомыми, или на коралловый риф за морскими животными. Далее шла работа с микроскопом и препарирование добытого материала. В одиннадцать часов — завтрак, затем сон в гамаке до часу. В это самое знойное время тропического дня не только европеец Миклуха-Маклай, но и туземцы предпочитали укрываться в своих полутемных, прохладных хижинах.
После отдыха — опять метеорологические измерения и наблюдения, потом приведение в порядок записей, сделанных в карманной книжке, писание дневника или чтение какой-либо книги, привезенной из России. В это время его обычно посещали папуасы, и молодой ученый прерывал занятия ради наблюдения и изучения своих новых знакомых, что, в сущности, и составляло основную цель его приезда в Новую Гвинею.
Около шести часов вечера он обедал, съедая тарелку отваренных чилийских бобов с небольшим куском говядины, и пил одну-две чашки чаю. Конец дня посвящался домашним делам: чистке ружей, уборке комнаты и т. д. В восемь часов — снова метеорологические наблюдения и сон на жесткой постели, сделанной из двух составленных рядом корзин, покрытых одеялом.