Миклухо-Маклай

Колесников Михаил Сергеевич

— Что вы думаете о моем новом местожительстве, о решении жить здесь между дикими и вероятном результате моего плана? — спросил итальянец Миклухо-Маклая.

— Зачем мне вас разочаровывать? — отвечал ученый. — Мои слова будут лишними, так как вы решили остаться здесь. Если вам жизнь дорога, если вы когда-нибудь надеетесь жениться на вашей возлюбленной, о которой вы как-то мне говорили, то, по моему мнению, не оставайтесь здесь!

— Это почему?! — вскричал Пальди.

— Потому, что вы проживете здесь месяц, может быть, два, а возможно также, только день или другой по уходе шхуны.

— Что же вы думаете, меня убьют туземцы?

— Да!

— Отчего же меня убьют?…

Вас же не убили папуасы на берегу Маклая! Почему же убьют меня? Вы же ужились с туземцами Новой Гвинеи! Разве здесь люди другие? Вам же удалось, отчего же не может удаться другому?

— Причин тому много. Лучше прекратим этот разговор.

— Я настаиваю!

— Хорошо. Главные причины следующие: вы горячекровный житель юга, я северянин. Вы считаете вашим другом и помощником, вашею силою ваш револьвер; моей же силой на берегу Маклая было хорошее и справедливое обращение с туземцами; револьвер же мне никогда не казался там нужным инструментом. Вы хотите, чтобы туземцы вас боялись благодаря револьверу и ружью; я же добивался и добился их доверия и дружбы. Вот главнейшие различия наших воззрений относительно обращения с туземцами.

— Но я-то не горячекровный житель юга, а ирландец, — сказал О'Хара.

Миклухо-Маклай усмехнулся:

— Но вы тоже своими лучшими друзьями считаете револьвер и бренди. И кроме того, вы будете стремиться получить барыш в восемьсот процентов! Когда вы вымениваете мелкий бисер или пустую бутылку от пива на черепаху и перламутр, то туземцы постепенно начинают понимать, что вы их надуваете. А кому это может понравиться?

— Откуда это вы взяли?

— Я хорошо знаю тредоров. А кроме того, я отлично помню сочинения вашего соотечественника Альфреда Уоллеса, который выдает себя чуть ли не за революционера и в то же время негодует, что туземцам островов Ару европейские произведения достаются почти что даром — за какой-то там несчастный жемчуг, трепанг и кокосовое масло. Глядя на вас и на шкипера нашей шхуны, Уоллес мог бы остаться доволен заработком европейских купцов в Океании.

— Я не верю вам! — вскипятился Пальди. — Я высаживаюсь.

Ученый пожал плечами и отвернулся.

Впоследствии он узнал, какая участь постигла самоуверенных тредоров. Туземцы, разъяренные издевательствами Пальди, схватили его и отрубили ему голову, а тело выбросили в море на съедение акулам. О'Хара повезло больше. По уходе шхуны он запил, допился до сумасшествия, открыл стрельбу по туземцам. Его выбросили из хижины, но убивать не стали. Добрый туземец Мана-Салаяу приютил ирландца и спас от гибели.

27 июня 1876 года «Морская птица» бросила якорь в бухте Астролябии. Утомительное плавание закончилось. Капитан шхуны заверил Николая Николаевича, что ровно через полгода он вернется сюда.

— Можете не сомневаться, сэр Маклай, я тоже умею держать свое слово! — это было сказано таким тоном, что в душу ученого закралось подозрение. Но он не мог предполагать, сколь злую шутку сыграет с ним англичанин. Ученый взял с собой запасов ровно на шесть месяцев.

…И Маклай вновь через три с половиной года увидел своих друзей Туя, Бонема, Каина, Саула, Коды-Боро, Бугая, того самого Бугая из Горенду, который первым назвал русского ученого «человеком с Луны». Папуасы встретили тамо-русса с радостью, но без удивления: он должен был вернуться и вернулся. Баллал Маклай худи!.. Слово Маклая одно!.. Когда Маклай съехал на берег и направился в Горенду, со всех деревень сбежались туземцы, не исключая женщин и детей. Туй, Коды-Боро плакали от радости навзрыд, вскоре к ним присоединились и другие.

— О Маклай! О Маклай!.. О отец! О брат!..

Дети доверчиво терлись головами

о его одежду. Заметив девочку лет четырех-пяти, он спросил:

— Как тебя зовут?

— Маклай-Мария, — уверенно отвечала девочка.

«Ну, вот я и дома…» — подумал Николай Николаевич. Он пришел в Гарагаси. Знакомые до слез места. Мыс Уединения. Тропинки заросли китайской розой. Сиротливо торчали изъеденные муравьями сваи бывшего таля Маклая. Здесь почему-то появилось много птиц. Из посаженных когда-то Николаем Николаевичем кокосовых пальм принялись только шесть. А вот и медная доска, прибитая к высокому дереву матросами «Изумруда»…

Жители окрестных деревень стали упрашивать путешественника поселиться среди них. Но как и в первый раз, он решил поставить дом в уединенном месте. Небольшой деревянный дом в разобранном виде был привезен из Сингапура. Облюбовав красивый мысок Бугарлом неподалеку от деревни Бонгу, Миклухо-Маклай занялся строительством. Теперь таль Маклая имел 10 метров длины на 5 метров ширины. Помощники размещались в отдельной хижине. При помощи туземцев было расчищено место около дома. Здесь посадили кукурузу, арбузы, тыквы, бананы, папайя, мангис и двадцать две кокосовые пальмы. Кроме того, папуасы построили еще один дом для Маклая — буамбрамру, где он мог бы принимать гостей.

Когда шхуна ушла, Миклухо-Маклай сразу же приступил к делу, ради которого прибыл. Теперь, по его собственным словам, он стремился изучить папуасов не с антропологической стороны (как было в 1871 — 1872 годах), а с общественной. «Общественная сторона будет одной из главных задач исследования».

Стремясь создать сплоченный Папуасский союз, он прежде всего поинтересовался, продолжаются ли стычки между туземцами береговых и горных поселений. Да, продолжаются. Жители Бонгу и Горенду подозревали, что их давние враги горцы из деревни Марагум снова готовятся к войне.

— Мы пойдем в Марагум! — сказал Маклай. — Нужен мир.

Сопровождать Маклая вызвалось более сотни человек. Папуасы разукрасили себя перьями, красной глиной, вооружились копьями, луками со стрелами. Под грохот барумов процессия направилась в горы. Горцы встретили послов дружбы с непритворным восторгом.

— Маклай пришел! Маклай пришел!..

Нет, жители Марагум и не помышляют о войне, они готовы выстроить в своей деревне самый большой дом для Маклая…

Он посетил архипелаг Довольных Людей и остров Били-Били, где в местечке Аиру папуасы специально для него построили хижину. Каин радушно встретил высокого гостя и заколол самого большого борова. Миклухо-Маклай совершил большой поход в горные деревни Енглам-Мана, Сегуана-Мана, Самбуль-Мана, Бан-Мана, Сандинг-би-Мана, Бурам-Мана, Манигба-Мана, Колику-Мана, и повсюду в его честь устраивали празднества ай.

На триста километров, от мыса Краузелль до мыса короля Вильяма, протянулся берег Маклая. Всюду нужно побывать, всюду необходимо сказать, что «войны не должно быть».

Только в округу Еремпи ходить не советовали.

— Жители Еремпи — людоеды! — уверяли Маклая папуасы. — Двадцать деревень, и все людоеды…

Николай Николаевич даже задрожал от радости: наконец-то, наконец он напал на след людоедов!

Конечно же, он сразу устремился в Еремпи. Каин согласился быть проводником. Приход Маклая в Еремпи вызвал переполох среди жителей. Здесь еще никто не видел белого человека. Люди Еремпи ютились в небольших разбросанных в лесу хижинах. Барум созвал всех на главную площадь. Еремпи-тамо ничем не отличались от остальных папуасов. В их украшениях ученый не приметил ни одного человеческого зуба. Туземцы имели очень растерянный вид, так как не знали, как вести себя в присутствии иноземца.