Мила Рудик и Чаша Лунного Света
Шрифт:
Мила в каком-то странном предчувствии подняла глаза на Акулину, не понимая, о чем та говорит.
— Я думаю, тебе понравится та комната, которую я тебе приготовила. Конечно, не бог весть что, но… Это всего на три месяца, пока будут длиться каникулы…
Мила сначала не сообразила, о какой комнате идет речь, а потом вдруг поняла и чуть не подпрыгнула от радости.
— Ты берешь меня жить к себе!? — громко воскликнула она, так, что Барбарис от неожиданности разлил на себя квас и вполголоса проворчал.
— Ну да, — кивнула Акулина. — А я о чем говорю? Ты, что же,
Когда Мила подошла к Думгротскому холму, Пир был в самом разгаре. Она прошла через ворота, над которыми был натянут желтый транспарант с ярко-синими буквами: «С ДНЕМ СЛАВНЫХ ПОБЕД». На поляне мелькали цвета всех трех Домов, но Мила пропускала темно-зеленые и черные, разглядывая только синие в поисках своих друзей.
Когда она наконец их нашла, ребята смеялись над словами Берти, и даже Белка не выдержала и тоже улыбнулась.
— Когда объявили имена зачисленных в Старший Дум, — хвастался Берти, — Альбина сказала, что мое поступление — это самое впечатляющее волшебство, что она видела за все время своего преподавания в Думгроте.
— О! Мила! — воскликнул Ромка, заметив ее. — Ты где была?
Мила коротко рассказала о том, что приехала Акулина. В это время над всей поляной в воздухе кружили огромные золотые блюда с шоколадными конфетами, обсыпанными кокосовой стружкой. На других блюдах ползали маленькие желейные улитки; катались карамельные колобки, которые никто не ел, потому что, попадая в рот, они начинали кусать за язык и прямо во рту запевать: «я от бабушки ушел…»; красовались торты самых немыслимых видов.
Пентюх припомнил Берти крем, размазанный у него по лицу на Пиру Грядущих Свершений, и «угостил» приятеля хорошей порцией клубничного морса. Берти понадобилось минут десять, чтобы при помощи волшебной палочки убрать с волос и достать из-за шиворота все до последней капли.
Все смеялись и шумели так громко, как только могли. Но в тот момент, когда Берти справился наконец с морсом и угрожающе повернулся в сторону Пентюха, Мила заметила, что на площадке над парадной лестницей Думгрота со своего царского кресла поднялся Велемир. В тот же миг все тарелки, блюда и кубки застыли в воздухе. Замечая это, ребята на поляне один за другим замолкали и удивленно переглядывались, а потом как-то странно замирали, как и яства над их головами. Притихли все: белорогие, златоделы, меченосцы. Со своих кресел следом за Велемиром поднялись все учителя. Орион подошел к Владыке, стоящему на краю лестницы и стал рядом. То же самое сделали Альбина, вернувшийся из Дома Знахарей профессор Чёрк, профессор Лирохвост и остальные.
Мила сначала растерялась, а потом посмотрела туда, куда смотрели все на поляне, — в небо, где широко раскинув крылья парила Беллатрикс. Она кружила над ними в каком-то странном торжественном полете и все молчали. И Мила поняла. Это была минута молчания. Минута памяти. В честь Горангеля.
Беллатрикс летела низко… Круг… Еще круг… Еще… Все стояли, закинув головы вверх, и молча следили за ней, не отрывая взглядов. Мила точно видела это, потому что, перед тем как опустить голову и
Наступил день отъезда. Опустив свой чемодан на траву напротив целого строя дилижансов, Мила оглянулась вокруг.
В нескольких шагах от нее стоял Берти в компании Тимура и Пентюха. На голове Тимура была на редкость нелепая шляпа: широкополая, с плоской тульей, очень смахивающей на ветхий пенек. Они что-то обсуждали, время от времени взрываясь хохотом. Все трое удачно сдали экзамены и перешли в Старший Дум. Мытарства были позади — наверное, поэтому и настроение у них было отличное.
У Милы настроение тоже было неплохое. День отъезда был ясным, а после новости, что Акулина возьмет ее на лето к себе, ее переполняла такая радость, от которой все вокруг казалось замечательным вдвойне.
…Утопающий в зеленой траве и в воздушных отцветших одуванчиках Львиный зев.
…Стреляющие цветными солнечными зайчиками оконные витражи.
…Веселый гомон на поляне.
Мила подняла глаза к небу…
…И небо: чистое, ярко-бирюзовое, с дымчато-белым облаком, похожим на лохматую голову льва…
Стоп! Откуда взялось это облако, если на небе ни пушинки?
Мила прищурилась и посмотрела по сторонам. Когда ее глаза наткнулись на высокую фигуру Берти, с трубкой в зубах, она догадалась, что, замечтавшись, приняла дымовые фигурки волшебной трубки за облако. Это показалось ей забавным, и она мысленно над собой посмеялась.
Правда, ей отчего-то почудилось, как будто что-то подобное она уже видела.
— Станем поближе к какому-нибудь дилижансу, — сказал подошедший к ней Ромка, — чтобы занять один на всех.
Мила кивнула и вдруг поняла, почему дымовой лев показался ей знакомым. Не сказав ни слова, она оставила Ромку и подошла к компании поблизости как раз тогда, когда Тимур доказывал Пентюху, что клады, все без исключения, находятся под заклятием неприкасаемости, чтоб никому не достались — на то они и клады.
— Берти! — окликнула Мила, пристально разглядывая пузатый бело-сизый горшочек с горкой монет, вылетевший из трубки.
— Н-н-да? — вопросительно протянул Берти, не вынимая мундштук изо рта.
Мила, стараясь, чтоб вопрос прозвучал непринужденно, кивнула в сторону поднимающегося в небо искусственного облачка и спросила:
— Послушай, а ты можешь сделать из дыма… — она намеренно запнулась, как будто придумывая ему задачу позаковыристей, — ну… например… э-э-э… — и быстро выпалила: — Водяного дракона?
Берти, успев вытащить трубку изо рта в ожидании, когда же она наконец придумает, самоуверенно фыркнул.
— Да запросто! Вот смотри…
Он снова поднес трубку ко рту, открыл его и… так и застыл с открытым ртом. Его лицо приняло такое выражение, которое бывает только у обманщиков, когда их разоблачают.