Мила Рудик и кристалл Фобоса
Шрифт:
Мила подошла к ближайшей скамье и, смахнув снег рукой в перчатке, села на самый край. Сидеть было холодно, но ей было так спокойно рядом с Тремя Чародеями, что уходить не хотелось.
Наверное, она даже не заметила, как, усыпленная крепким морозом, задремала.
— Эй, да ты уснешь так! — Чей-то голос словно вытянул ее из ватного кокона сонливости.
Мила подняла глаза — перед ней стоял Гарик.
— Чем занимаешься по ночам, признавайся? — насмешливо спросил он.
— Сплю! — поспешно ответила Мила, с возмущением глянув
Их взгляды встретились, и, не сговариваясь, они оба засмеялись. Отсмеявшись, Мила кивнула:
— Да в общем-то… Сплю последнее время как-то не очень. Сны снятся… дурацкие.
Гарик очистил от снега место на скамье и сел рядом с Милой. Потом, бросив на нее быстрый взгляд, спросил:
— Твой самый большой страх?
Мила кивнула. Последовала пауза, но молчание не показалось Миле неловким, хотя в ее жизни было не так много людей, рядом с которыми она чувствовала себя естественно, не разговаривая больше тридцати секунд.
— Какой он? — спросил Гарик.
Не поворачиваясь к Миле, он стянул с правой руки перчатку и с помощью волшебного перстня принялся на расстоянии вырисовывать что-то в белой толще снега, словно кистью по бумаге выводил черточки, кружочки, волнистые линии. Они появлялись на снегу будто сами по себе, и пока еще было не понятно, что именно Гарик пытается изобразить.
Мила вздохнула. Она еще ни разу не сказала правду о своих страхах, но сейчас ей почему-то захотелось поделиться.
— Я очень боюсь стать похожей на одного человека, — ответила она.
Гарик прищурил глаза и озадаченно хмыкнул.
— Не поверишь, но я боюсь того же.
— Правда? — Мила с нескрываемым интересом посмотрела на сидящего рядом парня — такого взрослого по сравнению с ней.
Гарик глубоко втянул в легкие холодный воздух с запахом мороза и, сосредоточенно продолжая рисовать что-то на снегу, произнес:
— Мой приемный отец — глава одной из верхних палат Менгира: сухой, черствый и холодный, как могильник. С моего глубокого детства он последовательно меня во всем не одобряет. Считает, что у меня есть вредная склонность растрачивать свою силу и способности на всякую ерунду. А я, сколько себя помню, всегда боялся вырасти и стать таким, как он, поэтому, прежде чем что-то сделать, думал, а как бы поступил он, и делал в точности наоборот.
Гарик улыбнулся, видимо, пришедшим на память детским воспоминаниям, а Мила, вспомнив строгого, холодного господина, который сидел рядом с Гариком на представлении Буффонади, спросила:
— Приемный? А где твой родной отец?
Гарик ответил не сразу. Он прикусил нижнюю губу, то ли потому, что ему не очень приятно было говорить на эту тему, то ли от усердия, с которым он продолжал вырисовывать линии на снегу. Мила решила, что, наверное, второе — Гарик не выглядел мрачным или расстроенным. Но когда он ответил, она засомневалась, что правильно понимает его настроение.
— Гильдия, — коротко произнес он, но этого
Мила опустила глаза на свои ботинки, облепленные по краям снегом, как ватой. Ей подумалось, что у них с Гариком больше общего, чем ей казалось поначалу.
— Когда был маленький, больше всего на свете хотел вырасти и стать очень сильным магом, чтобы отомстить, — ровным голосом сказал Гарик. — А когда вырос, понял, что мстить некому. Я живу здесь и сейчас, а Гильдия, как и смерть моих родителей, остались в прошлом. Мы не совпали по времени.
А в этом они были не похожи: Гарик жил сегодняшним днем, а она, Мила, одержимо искала связь с прошлым и ничего не могла с собой поделать.
— А если бы было кому мстить, ты бы отомстил? — неожиданно для себя самой спросила она вдруг.
Гарик наконец перестал чертить на снегу и, надев перчатку, повернулся к Миле.
— Да. Если было бы кому, я бы отомстил.
В его голосе не было ненависти или обиды, простая констатация факта: именно так бы он поступил.
Мила кивнула и решила сменить тему.
— Почему твой приемный отец считает, что ты тратишь свои способности на ерунду? Что он имеет в виду?
Гарик лукаво улыбнулся и кивком головы указал куда-то вперед.
— Да вот что-то вроде этого.
Взгляд Милы остановился на неуклюже изображенной прямо на снегу фигурке. Гарик тихо засмеялся, глядя на растерянную Милу. Рассматривая смешную девочку с растопыренными ручками и длинными кудрявыми волосами, Мила и сама улыбнулась. Видимо, чтобы у нее не оставалось никаких сомнений в том, кого изобразил автор, справа, возле фигурки, имелась подпись: «Мила».
— Похоже, — с трудом сохраняя серьезность в голосе, сказала Мила.
— Я старался, — в тон ей ответил Гарик.
Переглянувшись, они дружно засмеялись. Потом Гарик поднялся со скамьи и, протянув Миле руку, спросил:
— Хочешь горячего шоколада? В «Слепой курице» сейчас наверняка можно найти свободный столик.
Мила кивнула, соглашаясь: да, в любимом кафе всех студентов Думгрота в эти дни и правда не должно было быть людно — большинство из них уехало из Троллинбурга на каникулы; и да, она очень хотела горячего шоколада.
Она положила руку в его ладонь и почувствовала, как он несильно сжал ее пальцы и потянул руку на себя, помогая подняться со скамьи. Памятники Трем Чародеям, одетые в снежные мохнатые шубы, казалось, завистливо наблюдали за ними, словно и сами были бы не прочь угоститься горячим шоколадом в теплой и уютной зале троллинбургского кафе, вместо того чтобы торчать тут на морозе. Обернувшись, Мила благодарно улыбнулась им — ей казалось, они знают, за что.
Когда ребята уже миновали Главную площадь и свернули на улицу, ведущую к «Слепой курице», Мила заметила, что Гарик все еще держит ее за руку. Ощущение было странное и непривычное. Но отнимать руку она не стала.