Милашка
Шрифт:
— Я люблю тебя, тетя!
— И я тебя, девочка!
3
Родители мои разбежались и уехали за границу. Сын им мешал, и его оставили в Минске. У мальчика была квартира и счет в банке, куда капали деньги. Достаточно, чтоб жить одному. Тем более что сын взрослый — шестнадцать лет…
Я устоял. Не пил и курил, хотя примеры были перед глазами. Не стал пробовать наркотики и доступных девочек, которые наградили моих приятелей СПИДом. Не впал в меланхолию и не ненавидел мир. Я приспосабливался к нему. Чтоб не чувствовать одиночество, постоянно учился. Составлял план-график и выполнял его. Занимался спортом и следил за внешностью.
После школы я прошел Централизованное тестирование [8] и поступил в БГУ [9] . По совету отца изучал химию, по желанию матери — иностранные языки. Было трудно. Мои сверстники жили весело. У них были бары и вечеринки, танцы и любовь. Мне не хватало времени на сон. Зато получил два диплома. Один — университета, второй — с языковых курсов.
Окончив их, я стал жить весело. Химия давалась легко, учеба не напрягала. Я обзавелся подружкой. Лиза собиралась стать журналисткой, она увлекла меня рассказами о профессии. Мы вместе прошли кастинг на телевидении. Лиза его провалила, а меня взяли. Почему? Телевизионщикам плевать, какой у тебя диплом. Главное — уметь делать новости. К тому же им не хватало репортеров-мужчин. Среди тех, кто обучается журналистике, большинство — женщины. А с ними проблемы. Выйдет замуж, родит ребенка — и в декретный отпуск. Замену найти не просто. Вернется — в командировку не пошлешь, ребенок маленький. С мужчинами проще. Мне сказали, что я телегеничный, перед камерой не теряюсь. Плюс знание языков. Английским телевизионщиков не удивить, но чтоб вдобавок немецкий… Так вот и срослось.
8
То же самое, что ЕГЭ в России.
9
Белорусский государственный университет. Ведущий вуз Беларуси.
С Лизой мы расстались — она не простила мне удачи. А я стал работать репортером. Пять суматошных лет. Хлеб в службе новостей тяжкий. Работа без выходных, постоянные командировки. Но мне было интересно. Я специализировался на экономике. Объездил страну, побывал в других государствах, оброс связями. Меня звали на тусовки. На одной из них я свел знакомство с Николаевичем. Он пригласил меня в банк, я подумал и согласился. Хотелось покоя и денег. Зарплата у репортеров небольшая. Хорошо платят «звездам», я в их число не входил.
Что сказать о банке? Видели гон змей? Гляньте, если не вырвет. Это банк. Здесь в любой момент могут сожрать. Подсидеть, заложить, распустить слух. Там, где есть деньги, это норма. Почему я подписался на это? Захотел испытать себя.
В этом мире у меня не было ничего. Квартиры, счета в банке… Я не знал местного языка, здешнего общества. Но зато имел опыт выживания и собирался его применить.
После завтрака меня вывели из дворца. Подогнали автомобиль. Внешне он походил на земные авто пятидесятых годов. В салоне — кожа и дерево. Я сел на задний диван, Грея устроилась за рулем. Загудел двигатель, мы тронулись по проезду. У ворот Грея остановилась и сказала что-то охраннице. Та кивнула и нажала кнопку на стойке. Поползла в сторону створка на колесиках, и мы выехали из узилища.
Я прилип к стеклу. По извилистой дороге мы пересекли лес и выбрались на шоссе. Покатили по нему. Я вертел головой. Этот мир походил на земной. Мимо окон проносились возделанные поля с небольшими рощами, показалась и исчезла река.
Автомобили здесь на электрической тяге — выхлопных труб нет. Электричество двигало общественный транспорт — мы обгоняли трамваи или то, что походило на них. Вагон обшит деревом, к проводу поднимается дуга. Окна круглые, как у самолета. Вдоль дорог тянулись тротуары, по ним шли прохожие. Они куда-то спешили. Среди них были женщины и мужчины — примерно пополам. На душе стало легче. Я стал подозревать, что попал в женский мир. Прохожие были одеты в комбинезоны. Женщины — в основном светлые, иногда — яркие. У мужчин преобладали темные тона. Хорошо, что не наоборот. Не то я чего бы подумал.
Мы вкатили в элитный район. Я понял это по отсутствию многоэтажек. Вокруг было много зелени и высокие заборы, над ними возвышались крыши домов, почему-то с зеленой черепицей. Чтобы с воздуха не бомбили, что ли? Мы свернули в тупик и остановились перед воротами. Грея достала из сумки клач, так здесь называют смартфон. Она что-то сказала, и тяжелая створка поползла в сторону. Автомобиль вкатил на площадку у дома и остановился перед крыльцом.
— Выходить! — повернулась ко мне Грея.
Выходить, так выходить. Я открыл дверь и выбрался наружу. Подошла Грея и встала рядом. Я посмотрел на дом. Ничего себе особнячок! Не скажу, что очень большой, но весьма приличный. Два высоких этажа и большие окна. Есть лужайка и кусты, между них — дорожки. Что-то я заговорил, как поэт немножко. Я с трудом сдержал улыбку, мне нельзя смеяться. Как бы мне тут не пришлось плакать и ругаться.
Отворилась дверь, на крыльцо вышла немолодая женщина в светлом платье до колен. Грея напряглась. Женщина спустилась по ступеням и пошла к нам. Грея поклонилась, я, помедлив, повторил.
— Приветствую тебя, госпожа! — произнесла Грея.
— Калоцим тин, дому! — повторил я.
Женщина посмотрела на меня с любопытством.
— Это и есть ваш чужак? — обратилась к Грее.
— Да, — ответила та.
— Как тебя звать? — женщина посмотрела на меня.
— Влад.
— А я — Нейя. Племянница попросила меня помочь тебе освоиться у нас. Ей самой некогда. Ты не против?
— Нет, — сказал я.
— Тогда пойдем в дом. Ты можешь уезжать, — сказал она Грее.
Та вернулась к автомобилю. Загудел электрический мотор, и машина двинулась к воротам. Мы пошли к дому. На крыльце я открыл дверь, пропустив Нейю вперед. Та в ответ царственно кивнула. Мы вошли в просторный холл. Выглядел он роскошно. Светлый камень на полу, деревянные панели на стенах, белые диваны и кресла. Напротив — огромный экран телевизора.
— Покажу твою комнату! — предложила Нейя. Она говорила на сухья, но я ее понимал. Не зря учил.
По широкой лестнице мы поднялись на второй этаж. Посреди него шел широкий коридор, в который выходили двери. Мы зашли в ближнюю. Я узрел широкую кровать. Это гуд. Задолбал меня топчан во дворце. Узко, жестко, в любой момент можно упасть. Во сне я ворочаюсь. Большой стол у круглого окна, кресло на колесиках, в шкафах — книги. Неизменный телевизор на стене.
— Туалет и душ за той дверью, — указала Нейя. — Ты меня понимаешь?
— Да, госпожа, — сказал я. — Но знаю мало слов.
— У меня есть ваш язык, — она извлекла из кармана клач, провела пальцем над экраном. — Что хотеть получить?