Милая грешница
Шрифт:
– Мой отец? – удивилась Джудит и на мгновение задумалась. – Думаю, он был хорошим человеком. Он был сдержанным в проявлении чувств, но я всегда знала, что меня он любит. И мне всегда будет не хватать его. – Она нежно улыбнулась, вспомнив высокого светловолосого мужчину, спокойного и сдержанного, с улыбкой во взгляде. – Возможно, он был разочарован тем, что я единственный ребенок в семье и что я дочь, а не сын, но он никогда не выражал мне своего недовольства.
– Я могла бы за одно это возненавидеть тебя, – пробормотала Александра. – Не буду утомлять тебя рассказами об отце. Достаточно того, что ни я, ни Люсиан не испытывали скорби, когда его не стало.
– Понятно.
Александра презрительно фыркнула:
– Ничего тебе не понятно. Ты не можешь этого понять. Мой брат жил в страхе, что когда-нибудь станет похожим на отца.
Джудит даже дыхание задержала.
– Не понимаю.
– Отец был жестоким ради жестокости. Он был грубым, вспыльчивым и отличался злобным характером… – Она покачала головой. – Странно, но когда растешь рядом с таким человеком, ты начинаешь думать, что таковы и все окружающие. Каким-то образом ты заставила Люсиана, да и меня тоже, понять, что это не совсем так.
Слова Александры не особенно удивили Джудит. Еще до откровений леди Рэдбери Джудит подозревала, что отец Люсиана не был добрым, любящим человеком. Одна лишь мрачная атмосфера этого дома позволяла предположить, что люди здесь едва ли были счастливы.
– Он думал, что ты его спасительница.
Джудит тихо охнула.
– Не надо так удивляться. Он был не прав. Ты была слишком молода и слишком наивна, чтобы быть чьей-нибудь спасительницей. Я знала это с самого начала, и он, по-моему, тоже знал. И все же он надеялся. – Она снова повернулась к окну. – Извини, Джудит. – Она покачала головой. – Все эти годы я позволяла тебе думать, что смерть Люсиана лежит на твоей совести. На самом деле я заставляла тебя поверить, что это ты довела его до самоубийства своим поведением в ту ночь.
Джудит втянула воздух сквозь стиснутые зубы.
– Возможно, если бы я не была такой…
– Ты к этому не имела никакого отношения, – устало сказала Александра. – Ты веришь в судьбу?
Джудит хотела было кивнуть в знак согласия, но потом покачала головой:
– Я в этом не уверена.
– А я верю. Люсиан всегда боялся, что самою судьбой ему предназначено стать таким же человеком, каким был наш отец. В ту ночь, когда он умер…
Джудит встала, подошла к Александре и, проследив за ее взглядом, поняла, что она смотрит на то место на террасе, где было найдено тело Люсиана.
– …после того, как он ударил тебя… После того, как ты отказалась пустить его в свои комнаты…
– Мне не следовало…
– Нет, следовало, – покачала головой Александра. – Только круглая дурочка могла бы впустить его. К тому же ты и понятия не имела о том, что произойдет дальше.
У Джудит перехватило дыхание.
– Это была моя вина.
– Если уж и была в этом чья-то вина, то моя. И его. Мы оба видели, как он становился все более несдержанным, все более неуправляемым, но мы ничего не предпринимали. Правда, едва ли мы смогли бы что-нибудь изменить. В ту ночь он был потрясен собственным поведением. Более того, он был в ужасе. Он был уверен, что превращается в копию своего отца, и не хотел допустить этого. Он бросился с крыши из-за того, что сделал тебе, а не из-за того, что сделала ты.
Джудит судорожно глотнула воздух.
– Александра, откуда ты знаешь это?
– Знаю, Джудит. Потому что я там была. В ту ночь не только я, но и все, кто находился в доме, знали, что между вами произошло что-то ужасное. Я видела, как Люсиан барабанил в твою дверь, а когда
– Но ведь его обнаружили только утром, – тихо сказала Джудит. Она хорошо помнила то утро. Помнила, как кричали слуги, обнаружившие тело Люсиана. Помнила боль утраты и ужас, охвативший ее, когда она поняла, что это ее вина.
– Я не хотела, чтобы все узнали правду. Я подумала, что это будет больше похоже на несчастный случай, если его найдет кто-нибудь другой. Поэтому я оставалась с ним до рассвета, а потом спряталась и стала ждать, когда его обнаружат. – Она покачала головой. – Меня долго удивляло, что мое сердце продолжает биться, когда его остановилось. Ведь наши сердца бились в унисон еще до того, как мы появились на свет. Мне следовало бы сказать тебе, что это не твоя вина, но, – она пожала плечами, – я испытывала такую боль, что мне совсем не хотелось облегчать твою. А потом, когда прошли годы, я стала зависеть от тебя, потому что ты давала мне крышу над головой и оказывала финансовую поддержку, твоя жизнь казалась мне такой беззаботной…
– Неужели?
– А разве это не так?
– Пожалуй, во многих отношениях это так, но только потому, что мне было не о ком заботиться. Нет, – поправила себя Джудит, – потому что я не позволяла себе ни с кем сближаться по-настоящему и не позволяла никому глубоко привязываться ко мне.
– Потому что ты считала себя виновной в смерти Люсиана? Потому что тебе казалось, будто ты каким-то образом предала его? А если ты предала его, то наверняка можешь предать кого-то еще, причем с такими же трагическими последствиями?
– Что-то вроде этого, – пробормотала Джудит.
– Ну что ж, ты ошибалась.
Джудит в недоумении вытаращила глаза. Губы Александры дрогнули в улыбке.
– Неужели так трудно поверить в то, что ты ошибалась?
– В такую ошибку поверить действительно трудно, – призналась Джудит.
– Он шел к этому всю свою жизнь. Ты оказалась на его пути… случайно. Мне кажется, что самоубийство стало для него неизбежным выходом, когда он решил, что превращается в копию своего отца. Ты ничего не смогла бы сделать, чтобы спасти его.
– Но если бы я знала…
– Но ведь ты не знала. Не знала о терзавших его демонах и страхах. И даже если бы ты знала, это ничего не изменило бы. – Александра снова повернулась к окну. – Я знала его лучше, чем кто-либо другой. Меня терзали те же самые демоны. Но и я не смогла ему помочь.
Джудит проследила за взглядом Александры, и обе они без слов поняли, как крепко связала их общая трагедия, хотя поняли это с опозданием на десять лет.
Джудит попыталась собраться с мыслями. Одного откровенного признания Александры было недостаточно, чтобы забыть десять лет угрызений совести. И все же Джудит почувствовала такое сильное облегчение, что хотелось плакать. Казалось, что с ее плеч сняли огромную тяжесть. И камень с ее сердца. Она ощутила радостное чувство свободы.