Милая, хорошая
Шрифт:
– Алена… Алена, прости меня, пожалуйста.
Некоторое время Алена молчала, глядя, как медленно опускается пенная шапка над кружкой пива. В душе у нее царила тоскливая пустота. Как простить Любовь, как смириться с тем, что она отняла у нее Алешу, вычеркнула из жизни целый год… Ведь целый год Алена жила, словно блуждая в густом тумане, не видя ни прошлого своего, ни будущего!
– Прощаю, – наконец тихо уронила Алена.
– Господи, Алена… – Люба, до этого вызывающе нахальная, ёрничающая,
– Да, Рома. – Алена с жадностью принялась пить пиво. Подцепила вилкой прозрачный нежно-розовый завиток семги, положила его в рот. Стоило ей сказать, что она прощает Любу, как к ней стали возвращаться запахи и звуки, вообще – вкус жизни. К чему сжигать себя на костре ненависти?.. – Вот такой мужик!
Она показала большой палец.
– Замечательно… – Люба плакала и смеялась. – Я за тебя рада. Аленушка…
– Что?
– Если у тебя Рома, то значит… Значит, Алеша тебе больше не нужен?
– Не нужен, не нужен! – Алена залпом допила пиво и попросила у Николя еще кружку. В голове у нее слегка зашумело, по телу разлился блаженный покой.
– Понимаешь, после Нового года у нас с ним все пошло наперекосяк, – призналась Люба, чертя пальцем на столе какие-то узоры. – То уйдет, то придет… Говорит, что только о тебе думает.
– Пройдет! – великодушно сказала Алена.
– Что-то не проходит… Он ведь знаешь, очень совестливый. Из породы самоедов.
– Знаю. Ты ему скажи, что Алена замуж выходит.
Люба остолбенела. Потом принялась быстро-быстро моргать.
– Это правда?
– Да. Рома недавно сделал мне предложение! – гордо сказала Алена.
– Он мне не поверит! Послушай, Алена, ты должна сама сказать это Алеше… Ты скажешь?
– Конечно, скажу. Я ему завтра позвоню и скажу…
– Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сейчас! – От волнения руки у Любы задрожали, она едва не уронила на пол свою щегольскую «раскладушку». Потыкала наманикюренным пальцем в крошечные кнопки. – Вот…
Алена поднесла телефон к уху. Сначала были гудки, потом Алеша отозвался мрачным голосом:
– Люба, привет…
– Это не Люба, это я, – сказала Алена. Сердце все-таки предательски забилось, стоило только услышать этот голос. – Привет, Алешка.
– А на экране Любкин номер высветился… Алена, ты?
– Да я это, я! Мы сейчас вместе с Любовью тут сидим…
– Где?
– Какая разница! – нетерпеливо воскликнула она. – Алеша, я выхожу замуж…
Он помолчал, потом спросил с усмешкой:
– Ты пьяная, да?
– Ни
– Кто он? Борис? Этот шут гороховый?
– А вот и нет! – засмеялась Алена. – Можешь не гадать – ты все равно его не знаешь. Но он очень, очень хороший человек. Очень! – Она отхлебнула еще пива.
Люба комкала в руках салфетку и жадно слушала, что говорит Алена.
– Так вот, ты не должен больше уходить от Любки, – строго продолжила Алена. – В том смысле, что я тебя больше не люблю, и вообще… Перестань заниматься этим, как его… Самоедством!
– Ты это назло мне говоришь, – вдруг печально произнес Алеша. – Думаешь сделать мне больно? Напрасно… Больнее, чем есть, мне уже не будет. Ты меня не любишь, а я тебя люблю. Ты мне снишься. Я без тебя умираю.
Алена почувствовала, что вот-вот разрыдается.
– Отвернись! – прошипела она Любе и замахала на нее рукой. – Не слушай…
– Что ты говоришь? – спросил Алеша.
– Ничего! – громко ответила Алена. – Я тебе сказала правду – я выхожу замуж!
– Милая моя, ты не сможешь выйти замуж, потому что ты уже замужем. За мной.
– Не «уже», а «еще»! И это еще недолго! – сердито возразила Алена, чувствуя, как предательские слезы текут по щекам. – Я завтра же понесу заявление на развод!..
– …человек устроен так, что всегда надеется на лучшее. Надеется, что новый президент будет лучше старого, что погода этим летом будет не такой дождливой, как прошлым, что мяса в колбасе будет больше, что люди станут умней и добрей. Но я утверждаю, что ничего в этом мире не изменится, все останется таким, каким было всегда.
– Что же делать, Ирма Константиновна? Неужели этот мир нельзя изменить?
– Нельзя! – страстно произнесла Ивлева, известная танцовщица – молодая женщина со светло-золотыми волосами и чудесными зелеными глазами. В последнее время одни ее ругали почем зря, другие превозносили до небес. Она была слишком яркой, слишком вызывающей, чтобы оставить публику равнодушной. – Есть только один выход – измениться самому. Надо достичь атараксии.
– Атараксии? – удивленно переспросил корреспондент.
– Да. Древние греки называли так состояние невозмутимого спокойствия. Если человек достиг атараксии, ему уже нет дела до правительства, до погоды за окном, до глупости других людей… Вы спросили меня, как я отношусь к сплетням, которые ходят вокруг моего имени, – так вот, мне нет до них никакого дела!..
– Атараксия… – пробормотала Алена, выключив телевизор. – Хорошая вещь!
В это время затрезвонил домофон. Алена ждала с минуты на минуту Селетина – и потому даже не спросила, кто это.