Милая любовь
Шрифт:
мать? Я же сама еще ребенок. Что я смогу дать этим детям?
– А кто говорит, что ты должна стать матерью этим детям? Ты любишь его, а
значит, должна стать прежде всего его женой. А со временем нарожать ему детей, о
которых он так мечтает.
– А что будет с Сашей и Машей?
– Их усыновит кто-нибудь другой.
Я задумалась.
Если я соглашусь помочь Олегу и каким-то непонятным образом помешаю
помолвке Арсения Валерьевича и Светланы,
вновь обрести семью. Хочу ли я этого? Смогу ли я жить с этой ношей на сердце? Да
и с чего он вообще взял, что учитель любит меня? Возможно, я нравлюсь ему - и
это немудрено, ведь мы столько времени провели вместе. А что, если у поступков
Олега иные мотивы? Может он любит Светлану и пытается таким образом отбить
девушку у друга? А тут я, вся такая несовершеннолетняя и по уши влюбленная в
учителя, и он решил использовать меня в своих целях, а на последствия ему
плевать...
Я все еще ломала голову над тем, как поступить, когда услышала смех Арсения
Валерьевича, а затем и приятный женский голос, принадлежащий, вероятно,
Светлане. Они были где-то поблизости. Я почти ощущала их присутствие.
– Ну?
– вопросительно вскинул брови Олег.
– Что ты решила, Мила?
– Я не могу...
– Что?
– недоверчиво сузил он глаза.
– Я не могу поставить свое собственное счастье выше счастья этих детей. Им
нужны родители.
– Какая же ты все-таки идиотка, Мила! - прорычал Олег и, стиснув меня в
стальном кольце своих рук, самовольно прильнул к моим губам. Глаза мои
расширились, сердце неистово забилось в груди. Я попыталась вырваться, но
мужчина проявил изумительное упорство, удерживая меня. Тогда я сжала губы,
изо всех сил противясь поцелую. Хмыкнув, Олег продолжил целовать мои
сомкнутые губы, не делая никаких попыток разжечь во мне ответные чувства.
– Не вырывайся, Мила, - неожиданно выдохнул он мне в губы, по-прежнему
страстно сжимая меня в объятьях.
– Я не хочу делать тебе больно. Пожалуйста...
позволь меня тебя поцеловать…
12
Я зажмурилась и попыталась расслабиться. Но меня словно сковали цепями. Я
едва могла двигаться, тело одеревенело, а вся моя сущность была наполнена
отвращением к себе и к этому по сути незнакомому мне мужчине.
Тогда я открыла глаза и увидела Арсения Валерьевича. Он стоял в нескольких
метрах от нас - странно напряженный, с стиснутыми кулаками. Его взгляд
прожигал меня насквозь, ноздри нервно раздувались.
– Олег!
– услышала я его стальной голос, вздрогнув, словно от удара.
–
возьми, ты творишь?
Не спеша, Олег оторвался от моих губ и, подмигнув мне, выпустил из объятий.
– А, дружище!
– обернулся он к другу как ни в чем не бывало, улыбаясь во все
тридцать три зуба.
– Не ожидал тебя здесь увидеть.
Арсений Валерьевич пропустил эту шутку мимо ушей и перевел взгляд на
смущенную меня.
– Мила, что вы здесь делаете?
– Я...
– Она со мной, - приобнял меня за талию Олег.
– Надеюсь, ты не против?
На скулах учителя задвигались желваки.
– Олег, могу я переговорить с тобой?
– произнес он сурово.
– Наедине, - добавил
он, едва взглянув на меня.
– Мила, ты не против?
– прикоснулся Олег к моей щеке.
Я покачала головой, говорить не было сил.
Они направились по направлению к какому-то кабинету, а я в изнеможении
прислонилась спиной к стене, едва не падая на подкашивающихся ногах.
В сумочке запиликал айфон.
– Мила, ты где пропадаешь?
– раздался в трубке суровый голос матери.
– Э... Я... у друзей...
– Где именно? Я могу приехать за тобой.
– Не нужно, мам, - произнесла я слегка дрожащим голосом. - В этом нет
необходимости.
– Ты уверена? У тебя есть деньги на такси?
– Да. Я скоро буду. Не беспокойся.
– У тебя все хорошо?
– встревоженно поинтересовалась мама.
– Ты как-то странно
говоришь.
– Мама, я в порядке. Устала немного. Меня друзья подвезут.
– Ну смотри, Мила. Я полагаюсь на твое благоразумие.
Я тупо посмотрела на экран, оповещавший мне, что "звонок завершен", затем
уставилась на размытое - из-за пелены слез - отражение в висевшем напротив
зеркале.
Хрупкая фигурка в длинном, цвета спелой черешни, струящемся шелковом
платье, абсолютно закрытом спереди и обнажавшим красивый - что уж
скромничать? - изгиб спины сзади. Бледное лицо, обрамленное распущенными
каштановыми волосами, потускневший взгляд и грустные карие глаза, в которых
по-прежнему стояли слезы.
Идиотка! Какого черта я сюда притащилась? О чем только думала, наряжаясь в
это дурацкое платье? Чего я ждала? Что Арсений Валерьевич тут же упадет к моим
ногам, сраженный моей неземной красотой? Или может быть надеялась, что он все
еще помнит тот поцелуй и что ему просто нужно время, чтобы понять как сильно
он меня любит? До каких пор я буду наступать на одни и те же грабли? Ведь жизнь